Он пригласил меня войти и выпить с ним кофе. Оказавшись внутри его жилища и застав за приготовлением обещанного напитка женщину, я был весьма удивлен. Кофе в этой семье готовился особенным способом. Хальстед не постеснялся самостоятельно заняться извлечением из неперемолотых еще зерен тех, что, по его мнению, были пережарены, и делал он это с тем же усердием, с каким разглаживал складки на скатерти, на которую позже будет подан ужин, или готовился к проведению операции по новому, экспериментальному методу.

Я заметил, что, к удовольствию Хальстеда, его гостья уже освоила сложную технологию приготовления напитка. Он представил ее как мисс Кэролайн Хэмптон, главную медсестру операционной. Она понравилась мне не только из-за ее красоты и ухоженности, но и из-за благородства ее манеры держать себя, в которой было что-то от вежливо-дружелюбного достоинства Хальстеда, и эта черта делала еще мягче и без того присущее южанам обаяние. Из всего только нескольких фраз, с которыми она обратилась ко мне, я мог заключить, что она получила превосходное воспитание и образование, а также отличалась особенной энергичностью. Через некоторое время она отлучилась, оставив нас наедине, – как и подобало благовоспитанной даме.

Хальстед и словом не обмолвился о своей личной жизни. Он поведал мне о некоторых своих планах касательно хирургического лечения заболеваний щитовидной железы и рака груди, а также рассказал о своей затее сделать «Джона Хопкинса» своего рода инкубатором для всех научных, связанных с хирургией идей Америки. Но ни единого слова не было сказано о том, что он к тому моменту уже сделал одно крайне важное открытие. Между тем именно оно могло претворить в жизнь идеи асептики, которые на своем пути в операционные наталкивались на новые и новые препятствия. Хальстед изобрел резиновые перчатки.

Позднее мне стало ясно, почему он тогда промолчал об этом и молчал до самого конца своей жизни – если мы не будем принимать в расчет его несущественные ремарки. В истории этого изобретения перемешалось объективное, общечеловеческое и очень личное, которое он с такой осторожностью прятал за каменной стеной и семью замками. И этим личным было его чувство к Кэролайн Хэмптон, которая вышла замуж за Хальстеда четвертого июня 1890 года, вскоре после моего отъезда.

С уверенностью можно сказать, что история Хальстедова изобретения всегда будет оставаться одним из чудеснейших эпизодов, которые только приключались на пути развития хирургии. Весной 1889 года мисс Хэмптон, едва только получив звание медсестры в Больнице Нью-Йорка, приехала в Балтимор. Вероятно, ее аристократичность еще издалека произвела на Хальстеда огромное впечатление. Она происходила из состоятельной семьи плантаторов-южан. Ее тетки старались привить ей любовь к образу жизни, который уже много десятилетий вели жители американского Юга, но, будучи особой крайне упрямой, она подняла бунт против местных одиночества, скуки и чрезмерной опеки родственников. Так, вверив себя в свои же руки, она отправилась в Нью-Йорк, чтобы стать медсестрой. Сразу почувствовав к ней симпатию, Хальстед назначил ее главной медсестрой операционного зала, только чтобы избавить эту гордую красавицу от необходимости подчиняться прочим медсестрам. Практически постоянно находясь рядом с ним, Кэролайн Хэмптон завоевала его робкое, онемевшее сердце.