Застоявшаяся кровь вытекала наружу и алыми ручейками сбегала по коже на операционный стол. Ассистентам пришлось приложить немало усилий, чтобы досуха промокнуть его. Между тем атмосферный воздух попал в грудную полость. Легкое пациента спалось. Знаком Рен дал наркотизатору понять, что наркоз больше не требуется.
И вот перед ним в грудной полости лежала околосердечная сумка, которую теперь можно было подробно рассмотреть. Рен хорошо видел рану, которую нож оставил на ней. Толчками из перикарда выходили последние капли крови. Рен попытался ухватить перикард щипцами и оттянуть на себя один из внешних краев раны: так он рассчитывал взглянуть на сердце в непосредственной близости. Но щипцы оказались слишком неуклюжими. Ими он только изорвал сумку. Венозная кровь на несколько секунд залила всю операционную область. Рен же не останавливался: его скальпель все глубже уходил под околосердечную сумку. Затем ему все же удалось закрепить край увеличенной его стараниями раны на коже снаружи, и его взгляд упал на нерегулярно сокращающееся, сжимающееся и расширяющееся сердце среди кровяной жижи и кровяных сгустков, масса которых заполняла самое дно перикарда. Рен еще глубже склонился над своим пациентом. Глазами он ощупывал живое сердце, будто бы был первым человеком, догадавшимся о его существовании. В ту секунду, когда сердце вновь расслабилось, он увидел ту самую рану, которую оставил пресловутый нож.
Она находилась в самом центре стенки правой сердечной камеры. В длину она едва ли превышала полтора сантиметра. Из нее бежал крошечный, тоненький багряный ручеек. Перед глазами Рена во плоти предстали все его домыслы о причине кровотечения, по вине которого кровью медленно заполнялись околосердечная сумка и грудная полость. Непроизвольно, не раздумывая долго, Рен укрыл рану пальцем. Сразу же после этого кровотечение прекратилось.
Сердце скончавшегося от этой раны юноши еще не раз вздрогнуло под рукой Рена. Удивительная, непостижимая природа! Палец хирурга соскользнул с сердечной стенки, как только наступила систула и сердце снова сжалось. Рен подождал недолго. Когда расслабленная сердечная стенка снова напряглась, он поместил палец на прежнее место, тем самым закрыв рану. Судя по всему, у Рена тогда не было времени, чтобы ощутить всю радость этого момента, но именно тогда он доказал, что прикосновение к сердцу, о чем он напишет позже, не влияет на сердечные сокращения.
Операция на сердце живого человека по более позднему методу Зауербруха и Шумахера, которую успешно провел Рен
Рен распорядился подать ему тонкую кишечную иглу с заправленной в нее шелковой нитью. Он взял ее в правую руку, в то время как указательный палец левой руки оставался на поврежденной, то напрягающейся, то вновь расслабляющейся сердечной стенке. Наступила диастола, палец соскользнул. Теперь на сердце чернела ничем не защищенная рана. Стремительным движением Рен провел иглу поочередно через верхний и нижний края раны, начав от левого ее угла. На мгновение ему показалось, что диастола длилась слишком долго. Быть может, правы были все те, кто предсказывал остановку сердца при первом соприкосновении с ним иглы? Но его сомнения были развеяны в следующую же секунду – сердце снова сжалось. Как и положено, настала систула, чему не помешали даже нити, удерживавшие теперь края раны.