А Дмитрию Алексеевичу некогда было разобраться в сложных психологических переживаниях своего любимца, его голова была занята другим.

Отработав положенное время, Старыгин собрался домой. Про конверт, ожидающий его внизу, он совершенно забыл. Хорошо, что дежурный охранник не успел смениться. На конверте корявым почерком была написана его фамилия, так что Старыгин не стал распечатывать его тут, на выходе, и открыл только дома, когда вытащил его из кармана вместе с ключами.

Старыгин вынул из конверта гравюру и остолбенел. Позабытый конверт упал на пол. Кот Василий, поджидающий хозяина в прихожей, подскочил к нему с намерением разодрать на мелкие кусочки. Но вдруг затормозил в полном недоумении, потому что от конверта пахнуло чем-то очень неприятным.

Василий был котом домашним, избалованным спокойной сытой жизнью. Ему не приходилось добывать пропитание, как его предкам, диким котам, охотой и рыболовством. Также не нужно было драться с помойными котами за кусок несвежей колбасы, как это делают свободолюбивые дети дворов и подвалов. Но это вовсе не значит, что кот не умел ловить мышей. Инстинкт, как известно, вещь сильная, а жил Дмитрий Алексеевич Старыгин в старом доме, с чердаком и подвалом. На чердаке жили голуби, в подвале – мыши.

Пару раз случались в жизни Василия большие удачи, когда удавалось выскочить на лестницу и даже добежать до чердака. Разумеется, птичку кот не поймал, но устроил на чердаке грандиозный переполох. А глупые мыши изредка сами проникали в квартиру через перекрытия в поисках пропитания. Нечасто, раза два в год. Василий нес свою службу исправно, все мышиные ходы брал на учет. Долгими часами кот терпеливо ждал и потом гордо предъявлял добычу Старыгину. По этому поводу устраивалось грандиозное торжество, кота хвалили и показывали несчастную мышь соседям.

Сейчас же от конверта пахнуло на Василия чем-то злобным и опасным. Домашний котяра никогда в жизни не встречал крыс. Он распушил усы, вздыбил шерсть на спине и принялся красться к конверту, прижимаясь к полу.

Старыгин не обратил ни малейшего внимания на поведение кота, поскольку с увлечением рассматривал гравюру. На ней молодой человек в средневековом наряде танцевал рядом со скелетом. Скелет был знакомый. Молодой повеса тоже был Старыгину знаком – тот же самый короткий плащ, подбитый мехом, такая же круглая шляпа, залихватски сдвинутая набок, узкие штаны и башмаки с длинными, загнутыми кверху носками. На башмаках сверкали шпоры.

Старыгин, прижимая к груди гравюру, скинул куртку и пробежал в кабинет. Там он достал плохонькую лупу, снова привычно огорчившись отсутствием своей старинной, в бронзовой оправе, конфискованной таллиннской полицией, и склонился над гравюрой. Вздохнул удовлетворенно, потом достал из ящичка, где хранились предметы, полученные от прохиндея-гардеробщика в ресторане, зубчатое колесико и положил его рядом с гравюрой. Без сомнений, на рисунке у молодого щеголя были именно такие шпоры.

– Это интересно… – протянул Старыгин, бросился в прихожую за мобильным телефоном, нашел его в кармане куртки и едва не наступил на кота, который в упоении раздирал конверт.