Мужики опять заржали, да и у меня с бойцами проступили улыбки на лицах. У мужиков явно отходняк идёт, считай костлявая мимо прошла.

— Никак помещик оперу любил? — спросил я и, похоже, попал в точку.

— Угу, — Герман тоже слегка улыбнулся, видно к шуткам таким уже притерпелся. — "Пиковую даму", мать говорит, наизусть знал и её заставлял арии разучивать, а потом вместе петь. Вообще все говорят, что неплохой человек был.

— Но не заладилась у Пелагеи жизнь буржуйская, — продолжил Степан. — В восемнадцатом барин пропал, и пришлось ей сына растить одной. Замуж так и не вышла, а баба до сих пор красивая. Эх!

Было что-то у Степана с Германовой матерью, или не было, но тому хотелось бы, тоска какая-то застарелая. Но не моё это дело.

— Разговоры разговаривать конечно хорошо, но у меня люди не кормлены. Придумали чего?

— Да придумали, — махнул рукой Боровой. — Чего там думать, пошли.

— Погоди, ещё один момент, — тормознул я селян. — А этот ваш "хорёк", он один жил?

— Да нет, с женой, — насторожился Глухов. — Её тоже вешать будешь?

Посмотрев на разом потемневшие лица собеседников, поспешил оправдаться.

— Что я вам зверь лютый. И в мыслях не было. Но вот выселить её из деревни придётся.

— Куда же её выселять?

— А вот это мне по аккордеону, но вблизи моего отряда чтобы её не было. Что у неё совсем родственников нет.

— Да как сказать, сирота она. Сына в прошлом году посадили за воровство, а дочь давно уехала, да ни разу не приезжала и писем не писала. Шалава. В общем, некуда ей идти.

— А вот жалобить меня не надо. Ты готов поручиться, да не своей жизнью, а своих родных? Вижу не готов. Да не жмитесь вы, сам я ей скажу, чтобы вещи собирала, вы как бы и ни причём. Герман, останься, а вы идите, конвой проводит, делайте пока вид, что за страх работаете.

Фефер озабоченным взглядом проводил ушедших и подозрительно глянул на меня, не нравилось ему наше уединение. Ну что ж, правильно не нравилось.

— Герман, у меня возник вопрос, а почему вы так безропотно пошли на расстрел?

— А что мы сделать могли?

— Вот смотрю, ты тоже вопросом на вопрос отвечаешь, но не еврей – тот такую глупость не спросил бы. Ты, ну если постараться правильно осветить вопрос, практически фольксдойче. Отчество у тебя какое?

— Ну, Генрихович.

— Ты не нукай, а головой подумай.

— А чего думать, не вижу что ли к чему клоните, но к немцам я работать не пойду, я белорус, а не немец, даже языка почти не знаю.

— Не проблема, главное по метрике всё нормально, расовый тест пройдёшь, как и я, лучше девяти чистокровных немцев из десятка. Рост, цвет волос, глаз, телосложение, форма черепа – родись ты с такими данными в Рейхе, уже в СС на офицерской должности был бы.

— Угу, они как только узнают, что я в комсомоле состою, да ещё секретарём организации, так сразу к стенке.

— Если будешь скрывать, то могут. Кстати, а печать где?

Мой собеседник сразу напрягся. Всё ещё не доверяет? Но ответил правду.

— Спрятал.

— Отлично. Устроим тебе отчисление, за пронемецкую пропаганду, а также кляузу на тебя в НКВД. Да не дёргайся, своим приказом по партизанскому отряду всё оформлю. Вас сколько человек в ячейке было, и где они?