— Я про что беспокоюсь — то, господин Артакс, — пряча глаза, продолжила кухарка. — Вы деньги — то кидаете без счета. Истратите все, на что жить — то будете?
— И опять останетесь вы с мужем без хозяев и без жалованья, — договорил я.
— И то верно, — воспрянула кухарка. — Вы все сразу хотите — и конюшню отремонтировать, и дом господский. А на какие шиши? Мужики деревенские, что земли арендуют, плату арендную вам только в будущем году принесут. Видывали я бывших солдат, когда они с деньгами с похода приходят. Сундуки с добром приносили, серебро! Так же вот, покупали себе шелка да бархат, дома каменные, а потом — пшик! Промотают — прогуляют все до крейцера ломаного, а потом снова в поход. А возвернуться оптом — без рук и без ног, хорони их. Вам — то хорошо — уйдете себе, а нам опять куковать.
— А как ты думаешь, как усадьба ко мне попала, если у меня денег нет?
— Да кто вас знает, — пожала плечами кухарка. — Люди говорят, что вы господина Мантиза от чего — то спасли, вот и решил он вас отблагодарить. Мантиз, хоть и жадный до денег, но честный.
— Так ведь и среди банкиров бывают честные люди, — философски пожал я плечами.
— Среди людей, что ростовщиками стали, честных не видела, все кровопийцы, — отрезала Курдула, — Инсекты — они честные. Свои обещания, в отличие от людей, всегда исполняют.
— Подожди — ка, — присел я от удивления. — Ты хочешь сказать, что Мантиз не человек?
— А как он может быть человеком, если инсект? — в свою очередь удивилась кухарка.
До меня стало немного доходить. Непропорциональные конечности, огромная голова… Глаза! Какой же я болван! Он же мне сразу сказал — Мантиз из рода Инсекта. А я решил, что это фамилия. А ведь изучал же когда — то древние языки! Insécta по латыни и означает насекомое! Кого же ростовщик мне напоминал? Кузнечика? Нет, богомола! А ведь мантиз, в переводе и означает богомол. Дела. Богомолы занимаются ростовщичеством, а что же тогда могут делать кузнечики или саранча?
— Господин Артакс, вам плохо? — забеспокоилась Курдула.
— Да нет, все хорошо, — выдохнул я, мысленно просчитав до пяти. — Скажи — ка мне лучше… — задумался я, не зная, как правильно спросить. — Много в здешних краях таких, как Мантиз?
— Таких как господин Мантиз немного, — охотно поведала кухарка. — В городе всего один такой. Их и во всей Силингии не больше сотни. В Урштадт и в округе нашей только люди живут. А все, кто не люди, те дальше. Эльфы — те никогда носа не кажут и пришлых не жалуют. Иногда гномы с гор спускаются, сыр на хлеб сменять. Зимой мужики гоблина видели. Он, паразит, медведя из берлоги прогнал, да спать туда завалился. Нет, чтобы самому нору выкопать, так лень ему. Медведь шатуном стал, к деревне пришел, так его убить пришлось. Гоблина искали — искали, но не нашли.
Поначалу решил, что Курдула рассказывает мне сказку. Но она повествовала о гномах и гоблине просто и искренне, как говорят о соседях, что я понял — кто — то из нас сошел с ума.
«Сумасшедшие не признаются в том, что они сумасшедшие, — подумал я. — Все они считают себя здоровыми! Коль скоро я сомневаюсь — нормальный я или нет, значит, пока не сумасшедший».