В XX веке после многолетней пропаганды революционеров против Церкви и религии вообще хулиганство среди простого народа стало распространяться в угрожающих размерах. Этому вопросу посвящена книга И.А. Родионова «Наше преступление», первое издание которой было напечатано в 1909 г. В ней рассказано о том, как крестьянские парни в пьяном виде избили до полусмерти крестьянина Ивана Кирильева из мести за то, что он отдал десятину своей земли в аренду не отцу одного из этих парней, а другому крестьянину:

«Иван был найден на дороге из города в деревню в бессознательном состоянии; его свезли в земскую больницу и там он через несколько дней скончался. Парни, заподозренные в избиении Ивана, были арестованы, но по недостатку улик через несколько дней были отпущены. Мать Ивана Акулина и жена его Катерина повезли его из больницы в гробу, чтобы похоронить в своей деревне. Случилось так, что тою же дорогою шли парни, виновники смерти Ивана. Они весело болтали, радуясь тому, что вместо заслуженной ими каторги они очутились на свободе. Проходя мимо телеги с гробом Ивана, один из парней Лобов заговорил: “Ему хорошо теперича, вашему Ванюхе-то. Лежит себе спокойно, никакой заботы не знает, а мы сколько через его этой самой муки приняли”…

Начал он говорить серьезно, но вдруг рот у него дрогнул и все подвижное наглое лицо его стало перекашиваться от невольной усмешки. Он хотел подавить свою смешливость, но, взглянув на товарищей, не выдержал и расхохотался.

“Чего ты, чорт?” — вполголоса строго сказал Сашка Степанов (зачинщик избиения Ивана), но и сам тотчас же стал кусать губы, потому что непреодолимая сила распирала ему рот. Внезапная смешливость Лобова и Сашки заразила и остальных двух товарищей. Отвернувшись от баб и схватившись за животы, парни прыскали и надрывались от беззвучного душившего их смеха.

Акулину возмутило это веселье убийц.

“Штой-то не видно по вас, штобы вы столько муки приняли, — сказала она. — Видно, вас оправдали, что идете такие веселые, а нам уж никогда не воротить… Никогда не увидать живого и здорового нашего кормильца Ванюшку…” Акулина не выдержала и заплакала.

“А как же не мука, тетка Акулина, безвинно страждать?” — заговорил Лобов. Все его безусое, озорное лицо подергивалось от откровенной, наглой усмешки, которую он уже не намерен был скрывать. Наоборот, ему хотелось поговорить и потешить себя и товарищей.

“Кто его убил, — неизвестно; может пьяный сам упал как и размозжил себе голову об камни, а мы в ответе. Нас по судам, да по острогам таскают, казенных вшей да клопов своим телом да кровью питаем…”

Парни расхохотались гораздо откровеннее прежнего.

“Э-э, нехристи вы… Хреста на шее нетути. Убили человека и над гробом его надсмехаетесь, безотцовщина несчастная…” — укоризненно покачивая головой, сказала Акулина.

“Мамынька, не связывайся с ими, брось. Пущай… собака лает, ветер носит”, — сказала Катерина.

“Нельзя все спущать таким… непутевым, таким негодяям, — уже вне себя от гнева и бессилия, заливаясь слезами, выговаривала Акулина. — И Господь милосердный терпит это и не накажет этих злодеев… как только земля носит, не провалится под ими, под такими негодными”.