Соловьев, вслед за Тютчевым, мечтал, что Россия станет всемирною христианскою монархиею. Для этой цели, думал он, необходимо воссоединение Восточной Церкви, обладающей богатствами мистического созерцания, с Западною Церковью, создавшей независимую от государства сверхнародную духовную власть; сочетание такой воссоединенной Церкви с политическою мощью государства, покоряющегося нравственной силе авторитета Церкви, положило бы основу вселенской теократии. В этой теократии духовная власть принадлежала бы Папе Римскому, а политическая — русскому императору.

В дальнейшем своем развитии Соловьев отказался от этой утопии, но в своей этике, в «Оправдании добра» он высказал такие глубокие мысли о нравственно правильном отношении народов и государств друг к другу, что их вполне уместно привести здесь. Они соответствуют духу русского народа и его миссии после преодоления большевизма. Как отдельные человеческие личности, так и целые нации стоят перед задачею гармонически восполнять друг друга, не утрачивая своего оригинального своеобразия, а, наоборот, выявляя его в предельной полноте, «Истинное единство народов, — говорит Соловьев, — есть не однородность, а всенародность, т. е. взаимодействие и солидарность всех их для самостоятельной и полной жизни каждого». На этом пути осуществляется не отвлеченный общий человек марксистов, а конкретный всечеловек в том смысле, что каждый индивидуум в соборном единении с другими индивидуумами участвует во всей полноте и разнообразии жизни человечества. Такой идеал противоположен всенивелирующему и всеобедняющему интернационализму: это — национализм, требующий не подавления, а развития национальных особенностей.

Соборное единение различных народов предполагает возможность взаимопроникновения национальных культур. Как аромат ландыша, голубой свет и гармоничные звуки могут наполнять одно и то же пространство и сочетаться воедино, не утрачивая своей определенности, так и творения различных национальных культур могут проникать друг друга и образовать высшее единство.

Фактически мы встречаем на каждом шагу взаимную непроницаемость различных культур, холодную чуждость их друг другу и обособление. Этот факт подмечен Шпенглером и возведен им в ранг непреодолимого закона. В действительности, однако, такая непроницаемость и отталкивание существуют лишь в той мере, поскольку нация не осуществляет своего идеального назначения, поскольку в ее творчестве есть искажение добра и воплощение отрицательных ценностей. Так скрипач и пианист, исполняя сонату Бетховена, осуществляют гармоническое целостное единство, но если разойдутся, получается раздирающая ухо какофония отталкивающих друг друга звуков. Чтобы не было какофоний наций, необходимо, согласно учению Соловьева, применить заповедь Иисуса Христа «Люби ближнего, как самого себя» также и к общению наций: «Люби все другие народы, как свой собственный». Он поясняет, что это требование вовсе не означает психологической одинаковости чувства, а только этическое равенство волевого отношения: я должен так же хотеть истинного блага всем другим народам, как своему собственному; эта любовь благоволения одинакова уже потому, что истинное благо едино и нераздельно. Разумеется, такая этическая любовь связана и с психологическим пониманием и одобрением положительных особенностей всех чужих наций; «преодолев нравственною волею бессмысленную и невежественную национальную вражду, мы начинаем знать и ценить чужие народности, они начинают нам нравиться». «Если такое отношение станет действительным правилом, то национальные различия сохранятся и даже усилятся, сделаются более яркими, а исчезнут только враждебные разделения и обиды, составляющие коренное препятствие для нравственной организации человечества».