— Ужас… — пробормотал Пончик.

Гийом весело рассмеялся.

— Вы бледнеете от ужаса там, — сказал он, — где впору краснеть от стыда! За себя, за народ свой и правителей его! Отрешитесь от земного, Александр, и тогда вам станет доступна высшая правда. А пока готовьтесь — великий баскак желает проследовать в Юрьев-Польский.

— Всегда готов, — буркнул Шурик. — Угу…

В Юрьеве-Польском тоже хватило шуму да суматохи. Жители не слишком-то и пострадали от набега, наверное, именно поэтому и выказали всю свою строптивость. Страсти вскипели до того, что разъярённая толпа накинулась на баскаков. Однако Амирхан умел набирать бойцов в свои охранные отряды — рекруты выступили на защиту великого баскака и его подручных. Человек десять зарубили или прободали копьями, а прочие живо присмирели. И склонили голову, гадая, кто же ими правит — великий князь или великий баскак?

Ярослав Всеволодович тоже зря не сидел — укреплял власть на местах. Святослава он в Суздале пристроил, Всеволод в Ярославль вернулся. А тут как раз епископ Кирилл, проезжая из Белоозера по Сити, привёз в Ростов тело убиенного Юрия Всеволодовича и положил его в Успенском соборе.[157] И вот израненный князь Владимир Константинович собрался с духом и силами, чтобы вернуться в Белоозеро.

Ростов, правда, остался под властью Бориса и Глеба Васильковичей, малолетних сыновей казнённого князя, от имени которых правила мать их, княгиня Мария Михайловна, но великий князь тому не противился — племяннички всё ж, не чужие люди.

Спокоен был Ярослав Всеволодович за княжество, доставшееся ему от щедрот Бату-хана, но одна забота всё же глодала его сердце — тревожился великий князь за сынка своего, Олександра, посаженного в Господине Великом Новгороде. И послов монгольских принимал Олександр Ярославин, и поучениям отеческим внимал, однако лет князю новгородскому всего шестнадцать исполнилось. Не взыграет ли юная кровь? Не затмит ли она здравый рассудок? Не возгорится ли сердце князево гневом? Не отринет ли Олександр советов мудрых, не разорвёт ли союза с Ордой? Как тут спокойным быть?

И не вытерпел Ярослав Всеволодович, вызвал к себе другого Олександра, по прозвищу Мунгал, и передал ему письмо, сыну отписанное.

— Сослужи службу как князю и как отцу, сердце которого изболелось, — сказал он прочувствованно. — Вот письмо, доставь его в Новгород Великий и передай лично в руки сыну моему, князю Олександру. Коней дам тебе добрых, можешь товарища взять с собою, а вот это прихвати непременно. — Ярослав протянул Пончику золотую пайцзу с изображением парящего кречета. — Поезжай немедля, держись Серегерского пути — через Тверь езжай, через Торжок. Понял?

— Так точно! — молодцевато ответил Александр, заметил лёгкое недоумение на лице великого князя и тут же поправился: — Всё исполню в точности! Угу…

— Ступай с Богом…

Вечером того же дня Шурик и Вахрамей покинули Владимир. На Пончике была роскошная шуба, жаль, обтянутая тяжёлой кольчугой. Но Александр терпел такую тяжесть — вес внушал ему мысли о безопасности. Попробуй, продырявь такую-то броню! Вахрамей, при его-то габаритах, и вовсе богатырём выглядел — как глянет, как брови насупит… Поневоле коленки дрогнут!