— Понятно. В суд обращался?

— Два раза ходил, да только там всё повязано. Четыре года сражался, а вчера суд встал на сторону властей Октябрьского района и присудил ларьки Кости снести.

— Где-то я уже слышал подобную историю. В Волгограде, по-моему. По России таких войн полно.

— Может, и полно, только Костя мой брат и хочется ему помочь, а ты справишься, я знаю. Помог же мне с судом?

— Не пристают больше?

— Слава богу.

Нестор погрузился в размышления. С одной стороны, категорически не хотелось влезать в мелкие разборки, отнимающие тем не менее немало энергии. С другой — душа требовала не проходить мимо беспредельщиков во власти, место которым было в тюрьме.

— Что намерен делать твой брат?

— Снести магазин, продать дом и переехать куда-то подальше, в более спокойное место, чтоб не видеть ни армян, ни чиновников, ни соседей по селу, которые оказались вовсе не белыми и пушистыми, а зачастую хабальщиками и доносчиками. Их не зря подкармливают местные полицаи, так на дверях магазина Костя не раз счищал записки типа: «Ухалевай отседа, Василич, сгорит твоя халабуда».

Нестор улыбнулся.

— Таких уродов везде хватает.

— Так что, приедешь? А то Костя уже замок повесил и записку на двери: «Здесь прошли похороны всех надежд на президента».

— Глупо.

— Он сам понимает, написал сгоряча, да ведь надеяться ему и в самом деле не на кого.

— Хорошо, завтра подъеду, поговорим.

— Вот и отлично.

— Не уверен, что справлюсь, слишком много добровольных помощников у администрации района, живущих на подачки, всех не откорректируешь.

— Главное, разберись, я тебе верю.

Обдумывая ситуацию, Нестор сел в электробус и вдруг краем глаза засёк упавший на него взгляд девушки, вошедшей вслед за ним. Заговорила интуиция. Нервы напряглись, разбудив сторожевую систему организма. Но на душе повеселело. Пришла мысль, что девица на самом деле была одним из «пастухов» майора Хвощёва, охранявших слипера. Психика наконец отреагировала на изменение каких-то тонких полей вокруг, возвращая молодому человеку паранормальное восприятие. Однако Жанна была безусловно права: расслабляться ему было нельзя. Возвращение к прежней рутинной жизни не означало, что тревоги кончились. Мир не изменился, и не изменились в лучшую сторону люди, мечтавшие получить пси-оружие в лице слипера.

Деревня Чужиновка в отличие от сотен других умерших по всей России деревень благополучно дожила до двадцатых годов двадцать первого века. Правда, её население сократилось в шесть раз, с шести тысяч до тысячи жителей, что повлекло за собой и рост числа заброшенных домов.

Никаких предприятий, в том числе по выращиванию сельскохозяйственной продукции, на территории района не было, кроме разве что подстанции и узла компрессорной газовой перекачки, и сельчане, кто мог, работали в основном в Ярославле либо в других поселениях губернии. Поэтому фермерское хозяйство Гавриловых резко контрастировало с типично сельским образом бытия при отсутствии у жителей желания работать. Лишь с полсотни усадеб кормились со своих хозяйств, кое-как содержа животину — коров, коз и свиней, да сажая картофель, остальные мучились при почти полном отсутствии средств к существованию, что вело и накоплению ненависти у «люмпенпролетариев» к «буржуям», которыми неожиданно стали Гавриловы.