– Оно открыто, мадам, – ответила Мэри Монтигл, не в силах скрыть тревогу.

– Мне нужен воздух! – прошептала Джейн. – Как же холодно!

– Она бредит.

Это говорил Генрих, в голосе его отчетливо слышался страх. Забыв о своих охотничьих планах, он все время был с ней.

– У нее отекли лодыжки, – заметила акушерка.

– Боже! – воскликнул король. – Неужели никто не может ничего сделать? Позовите врачей!

– Воздуха, прошу! – молила Джейн.

Марджери схватила несколько листов с нотами, которые Генрих оставил рядом с лютней на столе, и начала обмахивать ими королеву.

Пришли доктора и начали суетиться вокруг больной. Примерно через час она почувствовала, что дышать стало немного легче и боль в груди слегка утихла.

– Есть надежда на выздоровление, – объявил доктор Чеймберс, когда Джейн шепотом сообщила ему добрые вести.

Она увидела выражение величайшего облегчения на лице Генриха и слезинку на его щеке. Он оставил ее на минутку, чтобы переговорить с врачами, и вернулся, лучась улыбкой.

– Даст Бог, скоро вам станет лучше! – сказал он, беря Джейн за руку. – Если так, я поеду в Эшер, как планировал, но если нет, то не оставлю вас, пока не удостоверюсь, что опасность миновала.

– Мне угрожала опасность? – уставилась на него Джейн.

– Врачи говорят так. Но, хвала Господу, вы немного оправились. Чеймберс с Баттсом сказали мне: если ваше состояние не ухудшится ночью, они очень надеются, что самое страшное останется позади.

К вечеру Джейн опять начала задыхаться, на пищу смотреть не могла, поэтому Генрих быстро ушел и ужинал в одиночестве, но обещал вернуться, чтобы пожелать ей доброй ночи. Он отсутствовал примерно час. За это время боль вернулась, мстя за временную передышку, и Джейн не могла вдохнуть.

– Она синеет! – крикнула акушерка. – Позовите докторов. Быстро! И короля! – А сама потянула Джейн за руки. – Дышите, вдох – выдох, вдох – выдох! – командовала повитуха.

Джейн хватала ртом воздух. Ноги у нее похолодели, а руки – она сама видела – стали сизыми.

– Помогите! – выдавила из себя несчастная. – Не могу дышать.

Дверь распахнулась. В спальню ворвался Генрих.

– Матерь Божья! – воскликнул он, увидев жену. – Джейн! Джейн!

Следом за ним прибежали доктора.

Она больше не могла бороться. Легкие не дышали. Ей так хотелось остаться с Генрихом, так хотелось остаться, но она не могла вдохнуть, сил не хватало. И ей было холодно, очень холодно. Но кое-что она должна была сделать – увидеть своего малыша, своего бесценного мальчика в последний раз и благословить, чтобы это благословение сопровождало его всю жизнь.

Джейн откинулась на подушки, чувствуя, что растворяется в небытии.

– Эдуард, – прошептала она, но больше не могла произнести ни слова.

– Принести принца?

Это был голос Марии. Она пришла, благослови ее Господь, когда мачехе нужна была помощь.

– Нет, мадам, мы не можем рисковать, – сказал доктор Чеймберс.

– Тут нет никакого риска! – возразил Генрих. – Я здесь, а я бы не остался, если бы мог заразиться. Принесите ребенка. – Его слова прервались рыданием.

– Я принесу его.

Кто это сказал? Кромвель? Даже он здесь?