Она голая, без стыда подсаживается к нам и хохочет. Этот мудила думал, раз он ее трахнул, все — любовь до гроба. А я возьми да и ляпни: «Ну, я хочу», а Анжела — раз и садится ко мне на колени. Мопс чуть в обмороке не валяется, а потом приносит телкин сарафан и говорит: «Анжела, прикройся, холодно», а нам: «Надо еще бухануть». Ну, мы пока бухали, он, сволочь, утарабанил свой «кусок мяса» потрошить дальше. Когда я опомнился, их и след простыл.
Надо было бы Мопсу и репу начистить, но, с другой стороны, телку ведь он закадрил, ладно уж, проехали...
— А вот у меня был случай, — неожиданно подал голос младший из братьев Назаренковых. — Еду я как-то в троллейбусе, толчея несусветная, как селедки в бочке. Ну, стою, держусь за поручень, рядом пристраивается деваха такая невысокая, в шубке из крашеного кролика, на руке золотое колечко, ясно, замужем. Значит, стоим, едем, толчея еще больше. Она стоит, вздыхает, тяжело ей тянуть руку вверх. Опустила, держится за сиденье. Ну, едем...
— Да не томи ты, — прохрипел Ковалев, — что дальше, дальше?
— А дальше девица смотрит в окно, и я смотрю и вдруг чувствую, что ее рука так и трется об мои брюки и не где-то там на заднице, а возле ширинки. Сама смотрит в окно, а рукой уже не гладит, а прямо сжимает, дергает. Ну я же мужик, чувствую, что еще чуть-чуть и не удержусь. А она, зараза, как ни в чем не бывало в окно смотрит.
— А ты бы внимательней посмотрел, — стараясь сдержать смех, проговорил Дубинин, — может, это не девица вовсе, а мужик какой. Из этих, как его, «голубых».
Взрыв смеха заложил Волину уши, не удержался и Лебедев, стал вытирать уголки глаз.
— Да точно, это была она, — не сдавался второй номер пулеметного расчета — и главное, такая стоит невозмутимая, глаза в одну точку, а рукой чуть ли под пояс не лезет. И по всему еще замужем. Повезло же какому-то дураку жениться на такой заразе.
— Ой, Васек, и где это ты на троллейбусе катался, не по нашей ли Людмиловке, что ли? — неожиданно спросил у младшего брата старший, Сергей, он же первый номер в расчете, — тоже мне выискался Мистер Член.
Снова здоровый мужской смех, подобный лошадиному ржанию. Игорь Волин с раздражением смотрел на хохочущих и про себя думал:
«Не спецназовцы, а колония умалишенных».
Сколько раз Волин ходил в составе группы на учебные задания, не сосчитать. И независимо от десантирования с воздуха или из-под воды, с вертолета, «Джейрана» или на своих двоих, всегда диверсанты были собранны, молчаливы, думали лишь об успешном выполнении задания. А эти — любая шутка, даже самая плоская, вызывает неудержимый истерический смех, почему? Может, действительно прав Чечетов, прежде чем судить об этих людях, надо побывать в их шкуре. Узнать, что такое смерть, попробовать ее на вкус. Кстати, как там майор в машине со спортсменами, тоже дурачатся или, может, спортсмены люди солидные? Хотя вряд ли...
Размышления капитана оборвал рев мичмана:
— А ну, салабоны, закрыли хлеборезки и немы как таке -лаж, въезжаем на заставу.
Бойцы мгновенно умолкли. Рев танкового двигателя заглушил звуки остальной техники. Бронированное чудовище встало в стороне, направив ствол танковой пушки в сторону афганской границы, пропуская на территорию заставы колонну. Зеленые броневики и камуфлированные боевые машины пехоты, выехав вперед, своими корпусами прикрыли «Уралы» от возможного огня с той стороны границы. К одному из грузовиков устремилась группа пограничников. В кузове этого «Урала» сидела группа бойцов во главе с майором Чечетовым. Наперерез пограничникам бросился начальник колонны — немолодой и обрюзгший капитан с лицом цвета мороженого мяса.