У входной двери их встречал Наджент. Выйдя из автобусов, репортеры инстинктивно оглядывались: необходимо запастись впечатлениями для сенсационных статей. Перед ними была небольшая, красного кирпича постройка, примыкавшая к плоскому параллелепипеду Семнадцатого блока. Вели в постройку две двери: одна, за углом, закрыта, другая распахнута настежь.
Прибытие свидетелей ничуть не вдохновило полковника. Он спешно затолкал группу в здание. Девять человек гуськом вошли в небольшую комнату с двумя рядами складных стульев и полосой черных штор на стене.
— Садитесь, — без излишней вежливости предложил Наджент журналистам. Три стула остались незанятыми. — Сейчас десять минут двенадцатого. Осужденный находится в «комнате сосредоточения». Прямо перед вами, за окошками со шторами — Камера. Кэйхолла введут туда за пять минут до полуночи, пристегнут ремнями к креслу и закроют дверь. Шторки откроют ровно в двенадцать. Осужденного вы увидите менее чем в двух футах от себя, вернее, не самого осужденного, а его затылок. Спокойно, спокойно! Проектировал Камеру не я. До того момента, когда врач констатирует смерть, пройдет минут десять. К этому времени шторки уже задернут, и вы вернетесь в автобусы. А пока запаситесь терпением. Кондиционера здесь нет. Когда шторки отдернут, все произойдет довольно быстро. Вопросы?
— Вы разговаривали с осужденным?
— Да.
— Как он держится?
— Без комментариев. В час ночи состоится пресс-конференция, на которой вы получите ответы на все вопросы. Сейчас я слишком занят. — Выйдя из комнаты, Наджент громко хлопнул дверью, обогнул угол кирпичной постройки и ступил в Камеру.
— У нас тридцать две минуты, — напомнил Сэм. — О чем бы ты хотел поговорить?
— О разных вещах. К сожалению, большинство из них не очень приятны.
— Нельзя же требовать, чтобы в такой ситуации беседа была приятной.
— Что у тебя сейчас в голове, Сэм?
— Все.
— Ты чего-нибудь боишься?
— Запаха газа. Интересно, испытаю ли я боль? Не хочу мучиться, Адам. Хорошо бы сделать вдох и отключиться. Пугает не смерть, а процесс умирания. Скорее бы! Ждать — жестоко.
— Ты готов?
— Сердце бьется ровно. Я много нагрешил за свою жизнь, Адам, но, надеюсь, Господь упокоит мою душу.
— Почему ты ничего не рассказал мне о том, другом?
— Слишком долгая история. Нет времени.
— Но она могла бы спасти твою жизнь.
— Нет. Никто бы не поверил. Подумай сам: двадцать три года спустя я вдруг возлагаю все вину на таинственного незнакомца. Смех!
— Для чего ты лгал?
— Имелись определенные причины.
— Рассчитывал обезопасить меня?
— И поэтому тоже.
— Он на свободе, да?
— Да. Вероятно, сейчас он где-то поблизости. Наблюдает. Но ты его не увидишь.
— Это он убил Догана и его жену?
— Да.
— И его сына?
— Да.
— И Кловиса Брэйзелтона?
— Скорее всего. Он — прирожденный убийца, Адам. В ходе первого процесса он угрожал и Догану, и мне.
— Имя?
— Наверняка вымышленное. Я не назову его. И не вздумай шепнуть кому-то хоть слово.
— Тебя казнят за чужое преступление.
— Нет. Я мог спасти мальчиков. Господу известно, что от моих рук гибли невинные люди. Я заслужил это.