Вот тогда мы и открыли пальбу.
Я метил в одного из конвоиров. Понятие не имею, какого рода мутациям он подвергся, но хватило одного выстрела, чтобы отправить его к праотцам. В ответ застучали автоматные очереди. Дикие еще не сообразили, откуда ведется огонь, потому палили наугад. Оставалось только молиться, чтобы при этом они случайно не перебили пленных.
Спустя пару секунд изгои рассеялись, заняв ближайшие укрытия, и начали интенсивно огрызаться. Ученых бросили прямо посреди тропы. К чести яйцеголовых, они повели себя правильно. Быстренько заползли в какую-то нору и не отсвечивали. Я мысленно одобрил их действия. Глядишь, и уцелеют. Все верно, нечего штатским под ногами путаться.
Перестрелка была ожесточенной. Обе стороны даже не заикались о переговорах. Бой шел на истребление, до последней крови. Кто уцелеет, того и тапки. Вернее, яйцеголовые.
Ситуацию можно было бы сразу переломить в нашу пользу, но прапорщик категорически запретил использовать подствольники, опасаясь, что ученых посечет осколками. Дикие тоже гранат не использовали. Чувствовалось, что их экипировка уступала нашей. Даже завалящих броников и тех не имелось. Зато боеприпасов – в избытке.
У нас не хватало опыта, чтобы развить успех, а застигнутые врасплох изгои и впрямь оказались крепким орешком. У меня никак не выходил из головы «плюгавый». Куда-то он запропастился и стал неучтенным фактором. Оставалось надеяться, что Гидроперит тоже пришел к соответствующим выводам и принял меры.
С непривычки от напряжения заныли шея и левое плечо.
Неподалеку в снайперской позе лежал Дэн. Приятель переключил «Грозу» в режим штурмовой винтовки и деловито окучивал изгоев, благо дистанция позволяла.
Немного погодя те разобрались в ситуации и сконцентрировали огонь по нашему укрытию. Стало жарко. Патронов дикие не жалели и щедро кропили свинцом пространство вокруг нас. Еще немного, и наши потомки откроют в этих краях богатое искусственное месторождение.
Пришлось менять дислокацию. Я отполз чуть подальше. Видимость ухудшилась, но это не помешало мне грохнуть еще одного изгоя.
Возникла дурная мыслишка, назойливая что комар. Она настойчиво внедрялась мне в голову, норовила залезть поглубже и остаться. Начать, что ли, делать зарубки на прикладе? Уже две можно поставить точно. Я, сжав зубы, выругался. Ну что за скотство! В кого же я постепенно превращаюсь? Повел счет боевым «победам», вместо того чтобы прочесть по убиенным молитву за упокой. Неважно, христианская то была душа или нет.
На небесах разберутся.
А то, что не я один такой, – сомнительное оправдание.
Гидроперит сражался на противоположной скале. Его очереди были короткими и меткими. Он один уничтожил изгоев больше, чем мы все, вместе взятые.
Куда подевался Филя, я так и не понял, но его огневая точка молчала, наводя на нехорошие предчувствия. Хоть и не было между нами взаимной симпатии, но я бы предпочел, чтобы он остался в живых.
С другими бойцами все было в порядке. С некоторыми даже чересчур.
Взять, к примеру, Кокоса, который изгалялся над беззащитными зомби. Вместо того чтобы сразу пустить им пулю в лоб, он сначала бил по ногам, заставлял жертву принимать коленопреклоненную позу, и лишь затем ставил финальную точку.