Она приготовила тарелку бутербродов, налила два стакана чаю и отнесла научным работникам. Те ожесточенно спорили.

— Вероятность летального исхода в этой группе почти двадцать процентов! Это очень много, — говорила Саня.

— Да, но кто туда входит? Лица старше шестидесяти лет с открытой черепно-мозговой травмой, доставленные в стационар более чем через шесть часов после травмы. Для этой категории двадцать процентов не так уж и много. Вот общая летальность у нас действительно высоковата, поэтому я и предложил разделить больных на группы. Сразу становится понятно, что высокая смертность в нашей клинике связана с исходно тяжелым состоянием больных. Если взять средний и молодой возраст, то у них даже при обширных повреждениях мозга вероятность летального исхода не больше двенадцати процентов.

— Что вы такое говорите? — Наташа поставила поднос на журнальный Столик. — Как это вероятность умереть двенадцать процентов? Я так понимаю, что, попав в больницу, либо умрешь, либо нет. То есть пятьдесят на пятьдесят. Вот если бы был какой-то третий вариант…

— Ты сахар положила? — раздраженно перебил ее Миллер.

— Да, две ложки, как ты любишь. Нет, правда, Мить, я не понимаю.

— Наташа, мы на нашем материале определяем, сколько шансов у человека выжить после тяжелой черепно-мозговой травмы и насколько наше лечение увеличивает эти шансы, — объяснила Саня. — Это и есть вероятность.

— А! Но это только вам, врачам, интересно. Если я, например, получу по башке…

— Заметь, вероятность этого события увеличивается с каждой секундой твоего пребывания в комнате!

До Наташи не сразу дошло, что это ее жених так шутит.

В кухне Анатолий Васильевич взбивал белки для торта. Опасаясь, что завывание миксера разбудит Петьку, Наташа вручила Елошевичу мутовку. Тот покорно принялся за работу, и над миской уже поднималось плотное белоснежное облако.

— Ну, вы даете! Быстрее, чем миксером, будто в вас «Энерджайзер» вставили! Сахар насыпали уже?

— Без команды ни шагу.

Наташа добавила во взбитые белки сахар, муку и растертые желтки. Для кухонных работ ей пришлось снять верхний свитер, поэтому она снова начала остывать. Даже руки плохо слушались.

Поставив будущий бисквит в духовку, Наташа достала початую бутылку коньяку.

— Сейчас коржи для торта пропитаю.

— Пропитай лучше меня, — попросил Елошевич.

— Конечно, только как же вы машину поведете?

— Нормально. И сама глотни, а то синяя уже от холода.

Анатолий Васильевич взял висевший на стуле пуховый платок и накинул ей на плечи.

— Давай-ка руки. — Он бережно растер ее кисти, сначала одну, потом другую.

Наташе вдруг стало неловко. Ей показалось, что Елошевич взял ее руки не потому, что хотел их согреть, а просто ему приятно к ней прикасаться. Но ее руке было так уютно в его широких теплых ладонях!..

Вслед за ним она осушила свою рюмку коньяку одним глотком. Вдохнуть после этого удалось не сразу, но Елошевич быстро завернул кусочек лимона в ломтик форели и бесцеремонно засунул ей в рот.

— Спасибо! — сразу раскрасневшись, выговорила она.

— Да пожалуйста! Давай, повторишь закуску? Небось на диете, одним силосом питаешься, вон тощая какая!