Наташа поежилась. Ну почему всех окружающих ее людей обуревает прямо-таки маниакальная страсть к чистоте? Она-то мечтала просто снять с себя верхние слои одежды и нырнуть под одеяло. Да она даже зубной щетки не взяла!..

Однако процедура умывания оказалась вполне переносимой, даже приятной. А когда они вернулись в комнату, выяснилось, что Елошевич перебрался в мансарду.

— Папа, ты с ума сошел! — закричала Саня. — Ты же там в снеговика превратишься! Слезай немедленно.

— Да нормально тут.

— Нормально там может быть только для заморозки полуфабрикатов.

— Не могу же я спать с вами в одной комнате.

— Дядя Толя, перестаньте в самом-то деле! Лично меня вы нисколько не смутите.

Саня поднялась в мансарду по крутой и узкой лесенке, а потом крикнула Наташе, чтобы та передала наверх пару одеял.

— Не знаю, доживет ли до утра, — озабоченно сказала она, спускаясь. — Но спать с нами в одной комнате категорически отказывается. Говорит, храпит.

Вопреки прогнозам дочери Анатолий Васильевич до утра дожил и даже превосходно выспался. Он посмотрел в окно. Было совсем светло, солнце било в окно сквозь выцветшие ситцевые занавески, и он подумал, что уже, наверное, часов одиннадцать. Но, освободив руку из-под груды одеял, увидел, что часы показывают половину девятого — он даже поднес их к уху, чтобы убедиться: идут. Из-за того что вокруг белый снег, за городом день наступает раньше, вспомнил он. Вылезать из-под одеял не хотелось, и он лежал, рассеянно глядя в потолок и слушая негромкий смех внизу.

«Наташа», — определил он, и ему стало приятно, что она тоже не спит.

— Ну что, бандит, — через некоторое время услышал он ее голос, — пришел поохотиться? Сосиску будешь?

«Почему это, если пришел бандит, Наташа смеется и угощает его сосиской?» — подумал Анатолий Васильевич и потянулся за штанами.

Чтобы не разбудить Саню с Петькой, он спустился вниз в одних носках. Наташа стояла на веранде в ночной рубашке, кутаясь в шаль. На ногах у нее Елошевич узнал свои ботинки. Веранда была залита солнцем, но ему показалось, что сияние исходит от самой Наташи: светились и длинные ноги, и белые трусики, и маленькие, аккуратные груди. Вокруг Наташи прыгал незнакомый кот.

Елошевич поспешил отвернуться, хотел незаметно выскользнуть на улицу, но Наташа его заметила.

— Доброе утро, дядя Толя.

Он буркнул приветствие себе под нос, стараясь не смотреть на Наташу.

— Ничего, что я ваши ботинки надела?

— На здоровье. А что это за кошак?

— Дикий кот, — засмеялась Наташа, — пришел поохотиться на меня. Теперь вот охотится на сосиску. Но он, кажется, не такой уж и голодный.

Кот подошел к Елошевичу, стал тереться о его ногу и урчать.

За спиной Наташа загремела какой-то посудой.

Кот был яркой осенней расцветки. Анатолий Васильевич сел на корточки и принялся чесать его за ухом, радуясь, что это позволяет ему не смотреть на Наташу.

— Вам сколько сахару в кофе класть?

— А кружка большая?

— Впрочем, сами нальете и положите. Яичница будет через минуту.

Он поднялся в мансарду и достал из шкафа свою старую шинель.

— Надень, а то здесь холодно. — Анатолий Васильевич подал ей шинель, для чего ему пришлось подняться на носки — Наташа была намного выше.