1993-1965 проживаю в высотном доме на Котельнической набережной. Если бы был жив Юрий Трифонов, он обязательно написал бы вторую серию "Дома на Набережной", ибо по мощности своего внутреннего существа наша "высотка", думаю, не уступает знаменитому дому на Набережной, что около "Ударника", напротив Кремля через речку. Построенный по личному приказу Сталина, первый советский небоскреб был роздан поквартирно многочисленным сталинским клевретам и просто знаменитостям.
Жилой фонд "высотки" распределялся ведомственно - военные, КГБ, светила науки, искусства, партаппарат. Ничто не предвещало возможности скромного, уже не слишком молодого, но еще вполне свежего артиста Театра имени Ленинского комсомола поселиться в этом престижном жилье.
Всё случай.
Скромно и весело проживая в двух комнатах многосемейной квартиры в Скатертном переулке, я никогда не вожделел к внекоммунальному жилью, так как приехал в свою "скатертную" альма-матер сразу из роддома им.Грауэрмана и не знал, что человеку можно жить без соседей. Знала и даже помнила об этом моя жена - Белоусова Наталия Николаевна, которая, в отличие от меня, абсолютно чистых кровей: по отцовской линии ее древо уходит корнями в элитарное купечество. У нас дома на всякий случай висит грамота 1838 года за личной подпи-сью Николая Первого, где купцу I гильдии Белоусову присваивается звание потомственного почетного гражданина (не во все, оказывается, века 38-й год был 38-м годом). Ну а по материн-ской линии моя супруга чистейшая столбовая дворянка - их семеновский род восходит до знаменитого Семенова-Тян-Шанского (при моей любви к лошадям я иногда, в отсутствие Наталии Николаевны, вру, что род ее начинается с Пржевальского). Так что семья Семеновых-Белоусовых помнила времена несколько иных жилищных возможностей. У них на даче уже в нынешнее послевоенное время была даже корова, но к периоду моего сватовства корову продали, очевидно решив, что держать в семье и меня и корову накладно. В общем, Наталия Николаевна страдала в коммуналке и менялась из последних сил. Менялись две комнаты в семикомнатнои квартире и однокомнатная квартирка в "хрущевке" на трехкомнатную квартиру. Утопия! Я к этой борьбе за выживание не подключался - мне и так было хорошо, а Наталия Николаевна страдала и ненавидела меня за жилищную бездеятельность. Трагическая ситуация привела к счастливой случайности.
Мама моя потеряла зрение очень давно, и только бешеный оптимизм и человеколюбие позволяли ей быть в гуще событий и бурной телефонной жизни. Наталия Николаевна в метаниях по работам, магазинам и обменным бюро сломала ногу и лежала дома. Был солнечный воскрес-ный день. Я возвратился с бегов, несколько отягощенный воздухом и прощальным бокалом чего-то белого, повсеместно продававшегося в тот период на ипподроме. Войдя осторожно в жилье и приняв предварительно усталый вид, я не заметил на полу арбузной корки, наступил на нее и, проехав весь свободный от мебели метраж, плашмя приземлился у ног матери, сидящей в кресле. "Тата! Тата! (Это домашние позывные Наталии Николаевны.) Все! Он пьян! Это конец. Уже днем!" В иное время я бы благородно вознегодовал, но, лежа на полу на арбузной корке, органики в себе для протеста не обнаружил и тихо уполз в дальний угол, прикинувшись обиженным.