Хоуден нетерпеливо бросил:

— Продолжайте.

Его собеседник медлил, худое лицо ученого было взволнованно. Затем он сказал:

— Харви заперся у себя в кабинете. Он не желал выходить оттуда. Когда мы стали его звать, он пригрозил, что покончит с собой.

Хоуден был потрясен и сказал:

— И он…

— Нет. — Дейц покачал головой. — Люди, которые грозят это сделать, обычно никогда такого не делают — во всяком случае, так мне говорили.

— В таком случае что же…

— Со временем мы к нему проникли. У них есть слуга. Мы вместе с ним взломали дверь.

От этой медлительности можно было взбеситься. Хоуден резко произнес:

— Ну и что дальше?

— Это был кошмар. Харви совсем обезумел. Мы пытались его усмирить. А он бессвязно бормотал, брызгал пеной…

Словно они говорили о чем-то абстрактном, Хоуден заметил:

— Я всегда считал, что подобные вещи случаются только в романах…

— Да нет. Поверьте, это не так. — Дейц снял свои очки со стеклами без оправы и провел рукой по лицу. — Надеюсь, мне никогда больше не придется наблюдать такое.

Было впечатление нереальности происходящего. Хоуден спросил:

— Ну и что было потом? — И окинул взглядом тощую фигуру собеседника — фигуру, которую жестокий карикатурист назвал однажды жердью.

— О Господи! — Дейц закрыл глаза, потом снова их открыл. Он усилием воли совладал с собой. — По счастью, их слуга оказался сильным. Он держал Харви. Мы привязали его к креслу. И все это время… пытаясь вырваться, брызжа слюной…

Это было невероятно, гротескно.

— Я не могу этому поверить, — сказал Хоуден. И обнаружил, что руки у него дрожат. — Я просто не могу этому поверить.

— Поверите, — мрачно сказал Бонар Дейц. — Поверите, если увидите Харви.

— Где он сейчас?

— В больнице Иствью. В психотделении — по-моему, они так это называют. Когда это случилось, жена Харви знала, куда надо звонить.

Премьер-министр резко спросил:

— Откуда она это знала?

— Судя по всему, это не было сюрпризом, — ответил Дейц. — Харви лечился — у психиатра — долгое время. Вам известно?

Ошеломленный Хоуден сказал:

— Я понятия не имел.

— Как, я полагаю, и никто другой. Его жена сказала мне, что в роду Харви были сумасшедшие. Насколько я понял, она узнала уже после свадьбы. И была какая-то неприятность, когда он преподавал, но ее утаили.

— Бог ты мой! — вырвалось у Хоудена. — Бог ты мой!

Оба стояли. Почувствовав слабость, Хоуден опустился в кресло. Дейц сел рядом с ним.

Лидер оппозиции тихо произнес:

— Странно, верно, как мало мы знаем друг о друге, пока нечто подобное не произойдет?

А у Джеймса Хоудена голова шла кругом. Трудно было даже понять, о чем надо прежде всего думать. Они с Харви Уоррендером никогда не были близкими друзьями, но многие годы были коллегами…

Он спросил:

— Как это восприняла жена Харви?

Бонар Дейц протер тряпочкой стекла очков и надел их. Он ответил:

— Теперь, когда все позади, она на редкость спокойна. В известном смысле ей даже, кажется, легче стало. Я представляю себе: нелегко жить с таким.

— Нет, — согласился Хоуден, — не думаю, чтоб это было легко.

С Харви Уоррендером никому не было легко. И Хоуден вспомнил слова Маргарет: «Я иногда думала, что Харви немножко того». Он тогда с ней согласился, но ему и в голову не приходило…