Внутри дневной свет падал из подобия бойниц, которых он не заметил снаружи. Лучи разбивались о пять гробов, установленных на ко́злах. Корсо задумался, является ли такое расположение пожеланием Клаудии или временным решением, перед тем как захоронить каждый гроб под отдельной плитой.
Он отметил, что на каждом из этих стандартных изделий из сосны имеется табличка, привинченная в изножье. Без малейшего удивления он прочел: «Софи Серей», «Элен Демора», «Марко Гварньери», «Клаудия Мюллер»…
Корсо задумался, каким образом ей удалось эксгумировать трупы и собрать их здесь. Хотя не так уж странно. В конце концов, она была адвокатом, знала, за какие официальные ниточки дергать, а у этих покойников не было родных.
Дойдя до пятого гроба, он наклонился, чтобы прочесть написанное на табличке. И тут же отпрянул, словно увидел ужасную рептилию. Так оно почти и было: там оказалось выгравировано его собственное имя. Что это еще за бред?
Гроб был не заколочен. Корсо снял крышку и заметил внутри белый прямоугольник: конверт. Вскрыв его, он достал пачку рукописных листков. Почерка Клаудии он не знал, но сразу понял, что это ее. Она оставила ему объяснительное письмо.
Его, и только его она выбрала хранителем своей тайны.
Корсо решил, что прочтет письмо здесь, в укрытии, по-прежнему слыша вдали рев сирен. Копы очень скоро найдут его и арестуют. Не важно, когда они его возьмут, он уже будет знать правду, а больше ничто не имеет значения.
Корсо,
если ты читаешь это письмо, значит ты проделал чертовски большой путь и знаешь теперь настоящую историю.
Когда я узнала правду о своем происхождении, моя жизнь остановилась. Мы не существа, Корсо, мы время. Просто отрезок времени на Земле. А мое время больше ничего не значило. Оно не было законным. Оно было лишь ошибкой, рожденной из жестокости и мерзости.
На протяжении нескольких лет я вела собственное расследование. Я шаг за шагом отследила все скитания своего биологического отца, его перемещений, преступлений, нападений… Вдоль восточной границы Франции я искала детей, ставших результатом изнасилования, брошенных малышей, не знающих имен родителей, и все, что могла вынести на берег эта волна насилия.
Мало-помалу я набросала портрет нашего семейства: Софи, Элен, Марко… За это время созрел мой план: истребить плоды семени Собески и использовать их смерть, чтобы окончательно уничтожить этого подонка…
«Неумолимо», мне нравится это слово.
Моя месть станет неумолимой…
Конечно же, ты не понимаешь, почему я убила своих близких и почему заставила их так страдать. Ты веришь в Бога, Корсо? Уверена, что да. Несмотря на твои замашки бродячей шпаны, внутри ты всего лишь боязливый мещанин, цепляющийся за ориентиры, которых у тебя никогда не было. Так что, как добрый католик, ты должен знать, что страдание очищает, что жертва искупает наши грехи, что чем больше оскверняется тело, тем легче возносится на небо душа…
Следовало пройти через эти убийства. Пытать моих жертв до пределов их сознания. Душить их в апофеозе боли. Это был единственный способ освободить их, вырвать из жалкой оболочки, из нелепого тела, порожденного злом.