Только и слышались крики над поляной, примыкающей к усадьбе, где шла кропотливая боевая работа.

Через пять дней начали собираться в путь уже сами.

Состоялось традиционное прощание с короткой речью и маханием платочков. Застыли на крыльце избы Кузьма с выздоравливающим Осипом да самострелами на плечах. И обоз из восьми саней в сопровождении двенадцати верховых ушёл по Ямнице вниз, чтобы решить одно незаконченное дело, а затем уже направиться на встречу со своей разведкой.

А дело то называлось- добить приспешников уже уничтоженной ранее ватаги Свири Кривого.

Конец Жмудина.

Дела у Жмудина этой зимой шли из рук вон плохо. Считай, что вообще в убыток сработало его дорожное подворье и всё из-за этой проклятой Обережной сотни. Видно вся ватага разбойников, что висела на соснах, распугала проезжающих купцов и, крестясь, они проскакивали мимо страшного места, даже не думая заночевать на постой у хозяина. Так бы и снял он своих былых подельников, да было страшно, а ну как узнает про то эта самая невидимая Обережная сотня, да заявится к нему, спрашивая за былые чёрные дела. Поэтому терпел, да скрипел зубами Жмудин вглядываясь на недалёкую реку, где время от времени проскакивали торговые караваны. И вот как то под вечер…

Остановились возле ворот его подворья богатые сани, а оттуда сошли два знакомых дряхлых дедка с длинными бородами, да малец в глубоко надвинутой на глаза шапке.

–Никак с богомолья отцы уже возвращаетесь?– семенил возле них хозяин и всё норовил помочь таким неуклюжим «развалюхам».

–С него, с него мил человек. Запомнил чай нас сердешный?– раздался дребезжащий голос самого дряхлого деда уже сгорбленного старостью и еле держащегося за длинную как копьё палку.

–Как же не запомнить дедушка!-юлил хозяин.

–Вы ещё в прошлый раз самую лучшию горенку взяли, чтобы свои косточки греть, и еду себе заказали богатую. А уж сами, какие щедрые были и на милостыню нам сирым да убогим не поскупились. Уж я вас дедушки то попотчую сладко да обильно, даже и не сомневайтесь.

–Ох, спасибо тебе мил человек, уж мы то и в этот раз не поскупимся на щедроты, сполна отплатим за всё!-пробурчал со вздохами и ахами другой древний сарец и показал тяжёлый мешочек с дорогим сердцу Жмудина металлом. Тяжёл был тот мешочек, ели удерживаемым слабыми пальцами и даже упал разок, призывно и сладко зазвенев.

–Мы мил человек в горенку пройдём сразу. Погреемся в ней. Ты уж нас не тревожь пока. Отдохнём вон с дороги, а уж позже к ночи и принесёшь нам туда ужин-опять блеял первый дед. И сани наши с лошадами загони в тепло. Там у нас товар дорогой лежит, пусть уж не на глазах у всех будет да и удалился со спутниками в свою комнату с печькой.

Хозяин, самолично проводив дорогих гостей. Выпрягли с сыновьями лошадей и, пригласив в помощь своего здорового звероватого вышибалу Быка, закатили с натугой сани в сарай.

–Иди в дом дубина, печку топи быстрей-прогнал Быка из сарая Жмудин, и как только тот ушел, приоткрыл верхнее покрытие с саней. Подворные заглянули вовнутрь и оторопели. Внизу саней лежали штуками отрезы парчовые и паволоки – восточные шелковые ткани, что вышиты были серебряной и золотой нитью невиданной красоты. Ох ты ж божедурье ( природный дурак-старо русское ругательство) то какое, такое громадное богатство и возять с собой! Я таких тканей то отродясь не видел!– бормотал поражённый хозяин подворья.