Зимний запах Таоса, наполненный ароматом каминов, вызвал прилив эмоций. Я прослезилась, когда увидела старый телевизор, который так сильно любила Мари, и почти ожидала увидеть Поля, но их отсутствие стало очередным доказательством, что проклятие исчезло. В отличие от того времени, когда Хью Марквелл заходил в дом в конце 1970-х, он не был пустым. Как по волшебству, все вернулось на свои места. Открыв старый «Стейнвей», я долго сидела перед ним, прежде чем заиграть. Потом нашла в банкетке, в пустом пространстве под сиденьем, старые ноты и долго играла на расстроенном пианино.

Я прошла по коридору к тому месту, где раньше находилась студия, и открыла дверь. Консоль Neve по-прежнему была на своем месте. Целых сорок лет она простояла в унылой тишине. Сквозь стекло виднелась старая ударная установка Эзры с микрофонами, а рядом с ней – мой Gibson G-101. Я заметила, что даже пепельницы остались на прежних местах, хотя были пусты. Открыв ящик, я нашла их – записи No Exit, последняя из которых датировалась 15 ноября 1970 года. Поскольку воспоминания о Сандре были живы в моей голове, я помнила, как перемещаться по студии. Мне казалось, будто все это происходило вчера. Протолкнув пленку в проигрыватель, я вернулась к консоли и нашла нужные мне кнопки. О No Exit не слышали уже сорок лет. Когда я снова прослушала саундтреки из своего прошлого, на глаза навернулись слезы. Это был особенный момент. Упаковав пленки в коробку, я отправила их Хью Марквеллу из Техасского университета в Остине с запиской: «Это было реально».

Помимо Люка, именно пианино и музыка связали мои жизни. Иногда, заканчивая игру, я оборачиваюсь, ожидая увидеть Люка и услышать скрип его ботинок по полу, но в зале никогда и никого нет.

– Я скучаю по тебе, – говорю я пустому холлу, но в ответ лишь разносится эхо.

Примирить все мои жизни оказалось нелегко. Я не уверена, что все мы должны были жить в одном теле, как матрешки. Да, у меня есть воспоминания, но ведь все эти женщины повлияли на меня и точкой зрения. Сейчас я похожа на Сандру, на дитя 70-х. Я все подвергаю сомнению. Я чувствую тяжесть жизни, как Джульетта, и все же полна надежд, как Нора, которая привела меня сегодня на пляж, чтобы я научилась серфингу. Волны, конечно, не могли не устрашать своим размером, и я, безусловно, не собиралась с них начинать. Мне просто хотелось посмотреть на настоящих серферов, художников в действии.

И я не разочаровалась.

Когда я проснулась на следующее утро после своего тридцать четвертого дня рождения, я поняла, что проклятие снято. Тем не менее мне довелось испытать невероятное чувство потери. Я стала смертной, и пусть я не боялась смерти, но теперь воспринимала ее по-новому и впервые почувствовала себя уязвимой. Больше не будет новой жизни – никакого перезапуска, как в видеоигре. Жизнь обрела значение, но мне пришлось дорого за это заплатить.

Надо мной по-прежнему нависала тьма. Люк забрал гримуар Анжье (теперь уже мой) из дома в Шаллане и хранил его все эти годы. Я знаю, что гримуар защищает меня, но для этой защиты от меня что-то требуется. Я решила не использовать силу – не вызывать источник, который с ней связан (даже с той целью, чтобы предоставить Микки пожизненный запас бесплатных латте в