Вот по этой причине я и позволила нашим отношениям давным-давно миновать ту точку, по достижении которой я обычно начинала манкировать ими. Собственно, это случилось достаточно давно, для того чтобы я успела забыть один из уроков, с таким трудом усвоенных мною: муж не уходит из семьи. Во всяком случае, те мужья, с которыми встречалась я. Вот только на этот раз все вышло немного по-другому. Шон проделал долгий путь, убеждая меня в том, что готов совершить подобный шаг. И я почти поверила ему. Поверила настолько, что позволила себе отчаянно надеяться на это в самую тяжелую ночную пору. Но теперь… ситуация изменилась. Вмешался рок. Или судьба. И если только Шон не сможет по-настоящему удивить меня, нашим отношениям пришел конец.
Без всякого предупреждения на меня накатывает приступ тошноты. Я пытаюсь убедить себя, что это всего лишь похмелье, абстиненция, но в глубине души сознаю, что это неправда. Это паника. Чистой воды ужас, который охватывает меня при мысли о том, что мне придется бросить Шона и снова остаться одной.
Не думай об этом, – говорит мне дрожащий и неуверенный внутренний голос. – Через пару минут тебе предстоит выход на сцену. Думай о деле…
Я сбрасываю скорость, съезжая с федеральной автострады на авеню Святого Карла, и тут подает голос мой мобильный телефон, наигрывая первые такты песни «Проклятое воскресенье» группы «U2». Мне не нужно смотреть на дисплей, чтобы узнать, кто звонит. Это Шон.
– Ты где? – спрашивает он.
Я все еще в пятнадцати кварталах от старинных особняков в викторианском стиле, выстроившихся по обе стороны Притания-стрит, но мне нужно успокоить Шона.
– Я уже совсем рядом с вами.
– Отлично. Сумеешь донести оборудование сама?
Мой чемоданчик со всеми принадлежностями одонтолога весит тридцать один фунт, а сегодня вечером мне понадобится еще и фотоаппарат на штативе. Может, Шон намекает, чтобы я попросила его встретить меня? Это даст ему возможность поговорить со мной наедине, прежде чем мы предстанем перед остальными. Но разговор наедине – это последнее, что мне нужно сегодня.
– Как-нибудь справлюсь, – отвечаю я. – У тебя какой-то странный голос. Что там у вас происходит?
– Все стоят на ушах. И ты знаешь, почему.
Я и в самом деле знаю. За прошедшие годы в районе Нового Орлеана и Батон-Руж трижды случались серийные убийства, причем в ходе расследования всех трех дел были допущены серьезные ошибки.
– У нас здесь детективы из шестого участка, – продолжает Шон, – но сейчас всем распоряжается оперативная группа. Мы будем руководить проведением расследования из штаба, как и все остальные. Капитан Пиацца уже готова сожрать меня живьем.
Он имеет в виду Кармен Пиаццу, американку итальянского происхождения пятидесяти с чем-то лет, жесткую и крутую даму, поднявшуюся по всем ступенькам служебной лестницы отдела детективов и возглавляющую сейчас департамент уголовного розыска. Если кто-нибудь и сумеет когда-нибудь выгнать Шона за связь со мной, то это будет Пиацца. Она в восторге от послужного списка Шона, в особенности от списка произведенных им арестов, но считает его ковбоем. И она права. Он упрямый, жестокий, безнравственный ирландский ковбой.