Удача поджидала нас на ржавой барже. Мы нашли идеальную дверь, которая подошла по всем статьям без какой-либо подгонки и тем более сварки. Одна беда, дверь была помечена надписью «Гальюн», причем буквы были на редкость добросовестно приварены.
Первой реакцией командира было – Издеваешься, штурман? Нас же засмеют. Ушли на корабле, а вернулись на чем?
- Ничего подобного, пока закрасим, а в базе срежем! К тому же, когда дверь открыта, надписи не видно. Взгляните!
Учитывая дешевизну решения вопроса, командир был вынужден согласиться.
Настал судный день. Отсеки заполнили шумные и зачастую пожилые офицеры, как выяснилось, в основном заместители флагспециалистов штаба СФ. Первым продулся доктор. Гена Зайцев встретил старого знакомого по академии и тот был вынужден признать, что лучшей организации медслужбы на Северном флоте он не встречал. Вместо ожидаемого добра на сход доктор услышал от командира твердое «нет»! Обиделся и скрылся на заснеженных просторах архипелага. Это было не лучшим решением, ведь мы стояли не в Лиинахамари. Лодка находилась в автономном плавании с ядерным оружием на борту! Гена вернулся на третьи сутки со следами легкой усталости и нахальным заявлением, мол, производил контрольный замер радиации. Шутка не прошла, как и попытка изобразить хорошую мину при неважной игре. Расположение товарищей Гена быстро вернул, передав в кают-компанию несколько «хвостов» гольца. От угощения господа офицеры отказываться не стали, а вот с командиром врачу помириться так и не удалось даже в Видяево. От расправы же Дока спас А.Н. Буров – его бывший командир на «С-4».
Меня проверял усталый пожилой капитан 2 ранга, и, похоже, остался доволен. Еще бы, крысиных гнезд в ящиках для секстанов не выявлено, матчасть в строю, невязки не превышают допустимых величин, а командир БЧ – хорошо воспитанный офицер, способный выслушать старшего товарища, даже если ему это абсолютно не интересно. Я узнал, что мой визави - однокашник адмирала В.Н. Чернавина (тогда еще командира дивизии), но в отличие от последнего, практически вышел «в тираж». Причем не столько по возрасту, сколько потому что…еврей. У меня чуть было не вырвалось – Так у нас на эскадре половина флагманских евреи, однако никто не жалуется! – но промолчал, не рискнув затягивать исповедь.
- Ладно, молодой человек, плывите дальше, я доложу, что у вас все в порядке!
- Мерси боку!
Гораздо веселей проходила проверка химслужбы, которую на наших лодках возглавлял старший помощник командира. Незатейливая матчасть: радиометры, газоанализаторы, регенерация, РДУ и пр. повседневно эксплуатировалась вахтенными отсеков и в целом находилась в рабочем состоянии. Химик-санинструктор отчасти подчинялся доктору и вел немудрящую документацию, замыкаясь на старпома. Однако у нас на корабле непосредственно перед выходом произошла трагедия – от несчастной любви повесился мичман Зуев, на смену которому пришел «святой» в области химии моряк-срочник. СПК, обнаружив, что знания «пришельца» сродни его собственным, занервничал, но не надолго. По ходу нашего путешествия Виталик все уверенней исполнял ответственные обязанности начхима, зычно рявкая в «каштан»: