Бледный Мартин размышлял над моим планом.

— Нет. Сваливать на других — свинство. Я должен все сделать сам...

— Вот дурак! Ведь выплывет, что вся катавасия затеяна не ради пользы государству, а из-за частных марок.

— В эту пользу государству и так никто не верит.

— Но никто не докажет и противного. Если все выложишь, прикончишь и Баську с Павлом, и Доната! Не имеешь права! Обрати внимание, мы стоим около больницы, телефон тут рядом, внизу, начнешь выкидывать коленца, сразу вызову всех троих.

Мартин машинально взглянул на больничную дверь и снова тоскливым взглядом воззрился в пленэр улицы.

— Черт бы все побрал.

— В конце концов, они в пропаже виноваты, — злилась я.

— Ладно, — согласился Мартин через пять минут раздумий. — Я последняя скотина. Поехали, чем скорей, тем лучше.

Старый пан жил на втором этаже в старом доме. Я поднялась по мраморной лестнице и позвонила в дверь с двумя глазками. Мартин остался в машине. Долго никто не отзывался, я забеспокоилась. Представила, что вот-вот опять обнаружу труп, мне сделалось плохо, и я чуть не сбежала. К счастью, за дверью раздалось шарканье.

Старый пан не задал глупого вопроса «кто там?», он открыл дверь, не снимая цепочки, и долго разглядывал меня. И в самом деле старенький, маленький, сухонький, как соломинка. Спросил, по какому делу.

Я объяснила: знакомая Мартина, кое-что хотела бы обсудить, но в квартире, а не на лестничной площадке. Старый пан колебался. Я назвала себя и протянула паспорт.

— А-а-а! — обрадовался старичок. — Так это вы? Я много о вас слышал, пан Тарчинский рассказывал! Прошу вас, пожалуйста, только разрешите — паспорт все-таки проверю...

Я чувствовала себя не в своей тарелке и, вручив старому пану паспорт, обругала про себя Мартина последними словами. Вот дурень! Распространялся про меня, а я его всячески поносить собираюсь! Другой темы для разговоров не нашел!..

Старый пан между тем проделал нечто весьма странное. Вернул мне паспорт, после чего выставил за дверь трубу с загнутым концом — нечто вроде перископа — и быстро повернул ее в обе стороны: проверяя, нет ли кого на лестнице. Я оторопела. Не обращая на меня внимания, старичок удостоверился, что на площадке разбойников нет, спрятал перископ, снял цепочку и открыл дверь. Тщательно запер ее за мной и тотчас же навесил цепочку. Я с сожалением отметила: в теперешней ситуации все его меры предосторожности нужны как рыбке зонтик.

— Прошу, прошу. Милостивая пани, позвольте дальше. Простите за скромный прием, но я только сегодня из больницы после тяжелой болезни и передвигаюсь с некоторым трудом. Прошу вас, присядьте...

Приглашая меня войти, он извлек из кармана бонжурки ключ, отпер дверь в комнату, впустил меня и жестом пригласил занять кресло возле большого довоенного письменного стола. Еще в прихожей я заметила открытую дверь в другую комнату и удивилась, почему он пригласил меня не туда, а в столь оберегаемое помещение. Я вознамерилась уже сесть в кресло, но взглянула на стол и утратила способность двигаться, так и не присев в кресло.

На черной поверхности стола в специальных прозрачных конвертах лежали две маленькие марки. Одна красная, другая голубая. На каждой — хорошо знакомая голова королевы Виктории...