Белов, опустив голову, тяжело молчал.

- Ну, Саш?. - ткнул его в плечо Киншаков.

- Ладно, пусть живет, гнида ... - неохотно процедил, наконец, Белов.

Фу-у-у ... Ну слава богу! .. - с облегчением вздохнул каскадер. - А ты знаешь, Саш, картина-то получил ась очень даже приличная! Думаю, Валера был бы доволен ...

- Он - может быть, а я вот - нет ... - угрюмо пробормотал себе под нос Саша.

Киншаков сделал вид, что последней его фразы не расслышал.

- Ну что, Саш, значит договорились - дров ломать не будешь?

- Я же сказал - пусть живет... - ответил Белов, пожимая протянутую руку.

Длинноволосый каскадер удовлетворенно кивнул и, хлопнув Сашу по плечу, пошел прочь.

- Пусть живет ... пока ... - прошептал Белов, задумчиво глядя ему вслед.

Киншаков сел в свой джип и укатил, а Саша остался. Ему надо было выждать, дать уйти своему гневу, чтобы, как выражался Киншаков, не наломать сгоряча дров. Ломать дрова Белов предпочитал на холодную голову.

Он поднял воротник пальто и, сунув руки в карманы, неторопливо пошел вдоль ограды киностудии.

То, что картина, на которую он угрохал полгода своей жизни и почти два миллиона долларов, вышла «очень даже приличной» его совершенно не грело. Он снимал ее не для себя, а для Фила. Впрочем, до грандиозных планов друга ему сейчас тоже, по сути, не было никакого дела. Это, опять-таки, была мечта Фила. А что было нужно ему, Саше Белову? К чему тянулась его душа?

Саша шагал, задумчиво глядя себе под ноги. Асфальт устилали ярко-красные кленовые листья, что-то навязчиво ему напоминая. Белов напрягся и вдруг понял: эти листья были похожи на кляксы крови. Когда он поднял размозженную голову Фила, с его рук капала кровь друга, оставляя на снегу точно такие же, только очень маленькие, кленовые листочки. Едва поняв это, он тут же понял и другое: единственное, чего он реально хочет, - это смерти Кордона! И это вовсе не было следствием недавней вспышки гнева, это было настоящее, выстраданное, заветное желание. То самое, к чему стремилась его душа!

Саша остановился, пораженный простой и страшной истиной - его душа жаждала смерти Кордона! Невольно вспомнилось пушкинское: «души прекрасные порывы». Он горько усмехнулся и покачал головой. Получалось, что даже душа его предпочитала жить по понятиям! Да и осталась ли она у него - душа?! Не потерял ли он ее навсегда в своей жестокой и суетной жизни?!

Ответов на эти вопросы у него не находилось, впрочем, решил через секунду Белов, они ему и не нужны. Все это блажь, минутная слабость. Все, хватит разводить нюни! Все стало как стало, и ничего уже не изменить, а значит ...

Он достал трубку мобильника и набрал Шмидта.

- Шмидт, - произнес он ледяным голосом. - Пригласи ко мне на пять часов Пчелу и Космоса. Есть разговор.

XXXIV

Пчела наткнулся на Космоса в приемной Белова. Тот о чем -то мило шептался с Людой и, похоже, ничего вокруг не замечал. Извинившись перед девушкой, Пчела отвел Космоса в сторонку и обеспокоенно спросил:

- Кос, для чего нас Белый вызвал - не знаешь?

- Нет, а что? Пчела замялся.

- Да тут такое дело ... Кредит у меня один завис, так может он из-за этого?