Погода устоялась по-летнему тёплая, солнечная, в заливе полный штиль. Но Непрядов всё же волновался: хорошо ли оделась Катя, не продует ли её на переходе морем. С тревогой думалось, что она такая ведь незащищённая, хрупкая - совсем не для здешних суровых мест. Даже сам Катин приезд казался подвигом во имя любви к нему.

Непрядов ещё больше заволновался, как только до его слуха долетел басовитый рёв буксира, входившего в бухту. Вот он бойко выскочил из-за мыса и, описав циркуляцию, устремился к пирсу, где нетерпеливо маялся Егор.

Вот и она, стоит на полубаке, улыбается, машет руками. В лёгоньком светлом плаще, в туфельках "на шпильках", Катя робко шагнула на зыбкую сходню, и здесь Егор подхватил её на руки, не стесняясь ничьих игривых ухмылок и вздохов. Они вновь были вместе.

Первые мгновенья встречи всегда у них получались пьяняще непредсказуемыми и шальными, будто первый глоток шампанского на свадьбе. Какие-то несвязные слова, восторженные взгляды, радостные улыбки - всё происходило само собой, как завихрение хрустальных струй в горном ручье.

Пока поднимались по мосткам в гору, Катя рассказывала о белых ленинградских ночах, передавала приветы от родни. О своей же работе не упоминала, как бы стараясь отвлечься и хоть немного отдохнуть от неё. Непрядов всё понимал. Ему и самому в этот день не хотелось помнить о службе.

- Какой ты у меня молодец! - похвалила Катя, как только переступила порог их комнаты. Поглядев на стол, где в широкой вазе красовалось Егорово цветочное творение, она пришла в восторг.

- Прелесть, - тихо вымолвила, склоняясь над вазой. - Северным сиянием пахнет...

Егор не стал возражать: "Так и должно быть, раз она этого хочет..."

- Ты надолго? - поинтересовался Непрядов, помогая жене раздеться.

- Кажется, теперь надолго, если не навсегда, - ответила она, и грустная улыбка скользнула по её маленьким, изящным губам.

- Ты серьёзно? - Егор так и замер в обнимку с её плащом, отказываясь верить собственным ушам.

- Этим не шутят, Егорушка, - и провела руками по платью, плотно охватывавшему её стройную фигуру, словно оно становилось уже ей тесным...

- Так неужели?.. - обалдело расплылся в улыбке Егор, догадываясь, в чём дело. - И это уже точно?

Вместо ответа Катя лишь подернула плечиками, давая понять, что и так всё теперь ясно.

- Здорово, - сказал Егор, осторожно привлекая к себе жену. - Это же просто великолепно!

- Что великолепно? - переспросила она с какой-то непонятной настороженностью.

- Как что, котёнок ты мой! - Непрядов с большим трудом подавил в себе желание изо всей силы стиснуть в объятиях жену. - Нас теперь уже трое. Это ж... лучше и не бывает!

- Но мне пришлось уйти из цирка, - она всхлипнула, плечи её задергались в Егоровых руках, и уже сквозь слёзы выговорила: - Отец... прогнал меня.

Непрядов сразу не нашёлся, что на это сказать. Он принялся лишь молча утешать жену, гладя её, как ребёнка, по вьющимся русым волосам. Она прижималась к нему и тихонько плакала, смиряясь уже со своей материнской долей.

Вскоре Катя успокоилась, даже заставила себя через силу улыбнуться, и они вдвоём принялись готовить обед. Егор оставил про себя, что он, как никогда прежде, согласен с Тимофеем Фёдоровичем, отлучившим дочь от арены ради собственного внука или внучки...