— А что он написал? — спросил Алеша.
— Я точно не помню.
— Вальс-фантазия, это не он написал? — спросил Саша.
— Римский-Корсаков вообще вальсы не писал: только оперы.
— И балеты, — засмеялся Алеша.
— Да, и балеты, — сказал я. — А что тут такого?
— Могучая кучка, — сказа! Алеша.
— А что с нами было бы, если бы мы пили из этого бачка? — Саша снова натянул кружкой цепь.
— Да уж ничего хорошего, — сказал Алеша.
— Завтра поедешь в Москву? — спрашивал у меня Саша.
— А что мне там делать?
— Что-нибудь придумаем. Позвоним кому-нибудь. У меня телефон записан.
— Ну меня записан. Даже три, — я вспомнил телефоны. — Правильно, три. А толку что?
— Толку никакого, — согласился Саша.
— Кто с кем Новый год встречает, тот и второго с тем гуляет, — неожиданно в рифму сказал Алеша.
— Ну правильно, — я был целиком на стороне Алеши. — А что им второго расставаться? Какой в этом толк?
— Толку никакого, — согласился Саша.
— А как понять: «Шкурой ревности медведь лежит когтист»? — вдруг спросил Алеша.
— Что это такое? — не понял я.
— Маяковский.
— Что-то я не помню такого.
— Медведь? — спросил Саша. — Это аллегория.
— Какая аллегория?
— Он убил медведя, понятно?
— Какого медведя! — Алеша ничего не понимал.
— Медведь в виде ревности. — Саша был терпелив. — И он его убил, чтобы легче жить.
— И сделал из него шкуру, — я помогал ему, как мог.
— Шкуру ревности, — скатал Саша.
— Лучше бы чучело, — сказал Алеша. — Я видел чучело медведя в Палеонтологическом музее на улице Герцена.
— Я бы не стал убивать медведя, — сказал Саша. — И лося тоже.
— У лося ценятся рога. — Алеша показал свою осведомленность и в этом вопросе.
— Чтобы их на стенку вешать. — Саша был решительно против уничтожения лосей. — В передней, — добавил он, — и на каждый рог — по шляпе.
— Так ты не поедешь в Москву? — спросил у меня Алеша.
— Нет.
— Никогда не женись, — сказал Алеша, глядя прямо на меня. — Зачем, спрашивается?
— Это ты у меня спрашиваешь?
— Это вопрос ко всем. А я лично женюсь в 28 лет.
— Почему именно в 28? — спросил Саша.
— Я не знаю. Мне так советовали.
— Какой-нибудь идиот тебе советовал, — сказал Саша. — Если я кого-нибудь встречу, даже завтра, даже сегодня…
— Сегодня ты никого уже не встретишь, — сказал я.
— Даже сегодня, — повторил Саша. — И если я сам пойму, что она хорошая, умная и вообще не сволочь, я тут же на ней женюсь.
— Курсантам запрещено жениться, — сказал Алеша.
— Разрешат, — твердо сказал Саша.
— А где вы жить будете? В казарме? — Алеша засмеялся. — В каптерке?
— Это тебя не касается. — Саша говорил почти зло. — А как от жен на фронт уходили? У меня мать с отцом расписались — и он прямо на фронт. Я его в глаза не видел.
— Я тоже сирота, — вызывающе сказал Алеша. — Ну и что?
— Сиротка, — засмеялся я, глядя на его здоровое, чистое лицо.
— Слушай, а кто она? — примирительно спросил Алеша.
— Кто? — не понял Саша.
— Я ее знаю?
— Кого?
— А на ком ты собираешься жениться?
— Кто тебе это сказал? — Саша был крайне удивлен.
— Ты сказал. — Алеша был удивлен еще больше.
— Вот идиот, — сказал Саша.
— Это ты идиот: жениться в 19 лет! — Алеша был просто возмущен.