— Надежда умирает последней, — Долорес перестала улыбаться и тяжело вздохнула.
— Не морочьте мне голову, синьорина. — Аманатидис встал. — Вы либо всё это время планировали убийство, либо знали некий факт, который бы питал ваши надежды.
— Я его знала.
Тэйтон едва заметно дёрнулся, но головы не поднял, а Дэвид Хейфец побелел.
— И что был за факт?
— Я знала, что Арчибальд любит меня, и готова была ждать годы.
Аманатидис почувствовал, как из полосы света, в которую он вдруг вступил, его вновь втягивают в долину Теней.
Неожиданно в кармане следователя завибрировал телефон. Аманатидис недовольно выхватил его, желая отключить, но замер. Звонил Теодоракис.
— Босс, нужны отпечатки пальцев всей компании. Мы нашли его.
— Что? Шутишь? Орудие убийства?
— Да, он швырнул его с обрыва, но в воду ничего не попало, там отмель, как раз напротив виллы. Йоргос сказал, что отпечатки сохранились!
— Чудеса, — Аманатидис дал отбой и с новым чувством продолжил допрос. — Так, значит, вы удивились, когда увидели миссис Тэйтон мёртвой? — следователь специально употребил то же самое слово, что то ли по ошибке, то ли нарочито произнёс Карвахаль.
Долорес долго молчала, потом кивнула.
— Да, я… очень удивилась.
— Чему? Смерти миссис Тэйтон? Почему?
После долгого молчания Долорес наконец проронила:
— Я не… ожидала, что её могут убить.
Аманатидис беспомощно огляделся. Истина ускользала от него. Но тут его взгляд упал на Стивена Хэмилтона, нервного, напряжённого и натянутого, как струна. Этот человек был глупцом, но его истерика могла быть тем толчком, который был нужен ему. И Аманатидис сыграл ва-банк.
— Мистер Хэмилтон, а как, по-вашему, можно ли было в эти дни ожидать смерти миссис Тэйтон?
Химик вздрогнул и вскочил.
— Да, я видел и знаю это.
— Расскажите, что именно.
— Эти двое — он указал на Тэйтона и Хейфеца, — задумали убить Галатею. Тэйтон забрал у неё сотовый телефон, не давал ей никому звонить и не разрешал ни с кем общаться, а Хейфец выполнял его указания и постоянно медленно травил её. Я знаю это от самой Галатеи Тэйтон. — Собственно, от Галатеи Хэмилтон слышал только, что муж забрал у неё телефон, но Стивен считал, что знает правду.
К удивлению Аманатидиса, это свидетельство сильно шокировало археологов, но не произвело никакого впечатления ни на Тэйтона, ни на Хейфеца. Оба они окинули Хэмилтона одинаковыми брезгливо-утомлёнными взглядами и отвернулись. Точнее, отвернулся Хейфец, а Тэйтон недоумённо пробормотал:
— И где это и когда вы, мистер Хэмилтон, успели обменяться с моей женой мнениями, чёрт вас возьми?
— А вы думали, вам удастся запереть её? Мы встречались, пока вы были на раскопе, и неоднократно.
Эти пустые слова произвели на Тэйтона неожиданное и весьма странное впечатление. Он облизнул губы, резко поднялся и, миновав Аманатидиса и Долорес Карвахаль, подошёл вплотную к Хэмилтону. Крупный, широкоплечий, с суровым лицом и расширенными глазами, он был страшен.
Он склонился к Хэмилтону и сипло прохрипел:
— Что вы сказали, молодой человек? Повторите.
— Я любил Галатею, и она любила меня! И она сказала, как вы обращались с ней. Она всё мне рассказала!