— Согласна, дорогая, но только я уже давно не завишу от Мод. Как она может мне навредить?
— Думаю, она будет действовать через Джека Терлоу, если Грейс о нем разболтает. Она попытается подмочить твою репутацию.
Эдда рассмеялась:
— Если начнут сплетничать обо мне с Джеком, на тебя с докторами у них уже пороху не хватит.
«Бедная Эдда», — думала Тафтс, направляясь в отделение патологии, располагавшееся в просторном здании, похожем на сарай. Там же находилась библиотека и новый рентгеновский аппарат, огромная установка, такая тяжелая, что ее пришлось ставить на специальный постамент. Как менее привлекательная половина пары, Хизер/Тафтс была избавлена от многих коллизий, которые приходилось переживать Китти, и то же самое можно было сказать о Грейс и Эдде, которая пронзала змей ножкой стула, ничего не боялась, да к тому же была обаятельной и привлекательной. Но свою любовь встретила все-таки Грейс — настоящую любовь, которая никогда не проходит, никого не осуждает и прощает все грехи. Что бы ни натворила бедная глупая Грейс, Бер всегда будет рядом, чтобы собрать осколки. А теперь, в отсутствие Бера, осколки вызвался собирать другой мужчина, причем из самых лучших побуждений. Возможно, Эдда и хороводится с Джеком, но его готовность прийти Грейс на помощь говорит о том, что он желал бы видеть Эдду не столь самостоятельной и хоть немного нуждающейся в нем.
Но Эдда этого не замечала, да и не желала замечать. Она гордилась своей независимостью и способностью постоять за себя. Это не значит, что она менее достойна любви. Просто некоторых женщин любить непросто. Бедняжка Эдда!
Когда Тафтс вошла в отделение, было уже совсем темно. Она двинулась по длинному коридору, в конце которого была красная дверь в берлогу доктора Лиама Финакана, то есть в его кабинет. Там тоже было темно. Патолог ушел домой, и теперь хозяйничать здесь будет она. Чашки с культурами тканевых клеток, срезы грудной ткани, пробы для гистологического анализа — все это ей предстояло подготовить для доктора. Простые рутинные процедуры типа анализов мочи были уже проведены лаборантом. Доктор Финакан обходился без второго лаборанта только благодаря ей, Тафтс Скоуби, которая любила эту скрупулезную работу и выполняла ее гораздо лучше, чем молодой человек, специально нанятый для этой цели.
Не включая свет, она прошла через боковую дверь в лабораторию, где повернула несколько выключателей, залив помещение ярким желтым светом. Там стоял микротом с уже вставленным и заточенным ножом, и Тафтс занялась приготовлением срезов того, что раньше было женской грудью. Она была так увлечена этим занятием, что не замечала ничего вокруг.
— Благодарю вас, Хизер, — вдруг послышался голос доктора Финакана.
Тафтс подскочила от неожиданности и широко улыбнулась:
— Все будет готово вовремя.
— Бьюсь об заклад, это раковая опухоль, — проговорил доктор.
— Бедная женщина! Ей всего лишь за тридцать, и у нее маленькие дети.
Тафтс слезла с высокого стула и прошла в кабинет, чтобы доктор Финакан мог запереть лабораторию.
Подобно своим коллегам-хирургам, Лиам Финакан был весьма ценным приобретением для провинциальной больницы. Он тоже мог сделать успешную карьеру в Сиднее или Мельбурне. Но его жена была уроженкой Корунды, и он с первого взгляда полюбил это место: его патриархальную атмосферу, зеленую траву и пышные европейские кустарники и цветы. Он родился в Ольстере в протестантской семье, учился в Лондоне и мог получить должность патолога практически в любой больнице. Ведь он работал со знаменитым сэром Бернардом Спилсбери! Но для того, кто вырос среди религиозных распрей Ольстера, Корунда казалась сущим раем.