Он надел шляпу и взял трость.
— Не забывай, что ты здесь приезжий. Я говорю это не для того, чтобы тебя обидеть, просто в жизни Китти было много такого, о чем ты не знаешь.
— Змея на званом чаепитии? — с насмешкой спросил Чарлз. — Похоже, там схлестнулись две змеи.
Преподобный Латимер пошел к двери.
— Политика может разъединять людей не меньше религии, — сказал он, берясь за дверную ручку. — В твоей непримиримости, мой дорогой зять, много показного, и мне она неприятна. Всего доброго.
Чувствуя, что потерпел поражение, но отказываясь это признать, Чарлз мрачно вернулся к своим занятиям.
В это же самое время Китти в своих лиловых апартаментах поила чаем Тафтс и Грейс, не подозревая, что во владения Чарлза вторгся ее отец.
Увидев вошедшую Тафтс, Китти просто ахнула. Та всегда выглядела прилично, но не слишком впечатляюще, однако сейчас ее миниатюрная фигурка дышала солидностью и значительностью: прекрасно сшитое твидовое платье, волнистые волосы, собранные в строгий пучок, неторопливые уверенные движения. Нежные губы, прежде напоминавшие розовый бутон, приобрели четкие очертания распустившегося цветка, а янтарные глаза смотрели твердо и непреклонно. Китти чуть не заплакала от гордости за свою столь преуспевшую сестру.
Вдова Ольсен в самодельной круглой шляпе и единственных искусно заштопанных шелковых чулках выглядела как истинная королева Трелони. Свое вдовство она превратила в профессию, и ее прежняя глуповатость чудесным образом преобразилась в благородство. Она необычайно похорошела. Черные волосы, в которых уже сверкали серебряные нити, свободно падали на плечи, густые ресницы были подчеркнуты тушью, что придавало ее серым глазам особую выразительность, на красивых губах рдела ярко-красная помада. Косметикой ее снабдила Эдда, и этот дар отвергнут не был. Изящная фигура имела все необходимые округлости, а собственноручно сшитое платье удачно подчеркивало эту особенность. Ничего удивительного, что Джек Терлоу не оставлял попыток починить курятник или выкопать картошку!
— Лиловый интерьер идет к твоим глазам, Китс, — заметила Тафтс, усаживаясь в кресло.
— И почему это снобы называют лиловый цвет сиреневым? — проговорила Грейс, как истинная представительница рабочих слоев. — Лиловый — это цвет простых людей, а сиреневый предпочитает светская публика.
— Да плевать на это! — оборвала ее Тафтс, лишний раз продемонстрировав свою авторитарность. — Китс, ты лучше скажи, как там Чарли? Пошел на попятную?
— Не знаю. Вообще-то мне все равно.
— Он ревнив до посинения, — заявила Грейс, уминая булочку с клубничным джемом и взбитыми сливками. — Как же вкусно!
— Ешь, не стесняйся, девочка моя. Да, боюсь, что Чарли — страшный ревнивец.
— Ты его любишь? — спросила Тафтс.
— И да, и нет.
— Я знаю, в чем тут дело, — сказала Грейс, приступая к новой булочке.
— В чем? — хором пропели сестры.
— Ты забрала себе в голову, что у Чарли не может быть здоровых детей.
Последовало молчание. Тафтс налила себе еще чаю — это был ее любимый китайский «рокингэм».
— Да, я и вправду так думаю, — наконец со вздохом призналась Китти.