Доктор уселся, закинул ногу на ногу и продолжал:

- Я главный врач нейрохирургической клиники местной больницы. Я пришел, чтобы попросить вас: подарите ваше тело науке! Буду говорить точнее, подарите его мне.

Этот парень говорил без малейшего признака стыда. Совсем откровенно говорил, что хочет получить мой труп!..

- А зачем вам это, доктор?

- Вы, конечно, читали о пересадках органов, которые были произведены... Сердца, печени, почек...

- Я, конечно, в состоянии прочитать крупные буквы в газетных заголовках.

Он никак не реагировал на иронию.

- Видите ли, - сказал он, - мною разработаны совершенно новые методы, которые еще полгода назад показались бы чудом. Вы помогли бы спасти несколько человеческих жизней.

- Неужели несколько? - спросил я с деланным недоверием и представил себя в виде колоды карт, которую, растасовав, раскладывают по столу. Слушайте, ведь я уже не ребенок. Мне под пятьдесят. Я всегда знал, что вам нужно свежее мясо. Но, увы, когда меня изрешетят пули, мой "будильничек" не пригодится ни мне, ни кому-либо другому!

Однако он хорошо подготовился к разговору:

- Тюремный врач сказал мне, что вы, учитывая ваш возраст, абсолютно здоровы. Вы почти всю жизнь прожили, подчиняясь строгому режиму: вовремя ели, гуляли, ложились спать и вставали. Вы были защищены от распространенных за пределами тюрем пороков. Я уверен, что все ваши органы - именно то, что нам нужно!.. А вот способ казни, который вы избрали, - это действительно форменная растрата. Я просил бы вас отказаться от расстрела.

- Об этом не может быть и речи! - заупрямился я.

- Ну, хорошо. А тело? Вы уступите его мне?

Меня не очень прельщала идея превратить мое тело в запасные части, но уж раз я решил уйти из жизни достойно...

- Я выбрал расстрел и не намерен от этого отказываться. А тем, что от меня останется, распоряжайтесь, как хотите.

- Отлично! - воскликнул доктор, вставая.

Затем он вынул из кармана пиджака и протянул мне на подпись какой-то документ. Он не хотел откладывать эту процедуру, боясь, что я передумаю.

Я подписал, не читая, и доктор Сэнсом ушел.

Утром в день казни мой надзиратель нервничал больше, чем я. Видно было, что он всю ночь не сомкнул глаз. От него пахло спиртом.

Я вышел вслед за ним в сопровождении бормотавшего молитвы "небесного штурмана" и, сознаюсь, подумал, что стаканчик виски не помешал бы и мне.

Тюремщики, мимо которых мы проходили, кивали прощально головами; некоторые что-то ворчали, желая, видимо, меня подбодрить.

На тюремном дворе было холодно. Первые лучи солнца золотили верх высокой кирпичной стены. Массивный деревянный стул с прикрепленными к нему ремнями стоял метрах в пятидесяти, напротив сарайчика, сколоченного из досок и прикрытого полотнищем. Я знал, что солдаты уже там. Когда наступит мой час, занавес поднимется и - трах!..

Метрах в двадцати левее стула стоял санитарный автомобиль с прицепом. Рядом с машиной - доктор Сэнсом с группой каких-то медиков. Слышался только рокот дизельмотора, установленного на прицепе. Я подумал, что мотор, вероятно, дает ток аппаратуре искусственного кровообращения.