Испытание прошло удовлетворительно. Ни одно из успешно атакованных судов не пережило этого события, большие подводные пробоины для кораблей семнадцатого века имели стопроцентную фатальность. Не спасли «голландцев» даже толстые, двадцати-тридцатисантиметровые борта – их строили с учетом долгой эксплуатации и сильных океанских штормов. Когда одно за другим суда начали быстро погружаться в воду после атаки их всего лишь одним смехотворно маленьким корабликом, шедшие впереди сообразили, что в этом рейсе, при его продолжении их ждет не фантастическая прибыль, а смерть, и начали сдаваться.

– Иван, много казаков на чайках погибло?

– Да нет, около трети. Может быть, даже еще меньше, хотя палили по ним немилосердно, успели зарядить и пушки, и ружья и начинали стрельбу только при сближении, а много ли чайке надо? Одно ядро – и подарок морскому царю готов. Да картечь очень уж злая оказалась, из больших-то пушек.

«Ничего себе! Треть погибших при одной атаке – небольшие потери. Да… не жалеют своей кровушки казаки за волю. “Правильные пацаны” из двадцать первого века от таких перспектив массово перековались бы в добропорядочных граждан. Разводить лохов или изгаляться над беззащитными – по милости трусливых правительств – обывателями куда безопаснее».

– Такие потери на переезде не скажутся?

– Не-а, – мотнул головой наказной атаман. – Нам все равно мест на каторгах-баштордах не хватает, потом людей довозить в любом случае надо будет. Но вот на ядучесть дыма люди жаловались. Мол, не все смогли сразу грести в полную силу – кашляли сильно, надышавшись твоей гадости. Просили в следующий раз у чертей чего-то не такого противного вызнать.

– Тряпками им лучше свои морды надо было обматывать да не забывать мочить их перед атакой, если помнишь, на учениях никто особо не пострадал. Не бывает густой дым совсем безвредным.

– Я нескольким сотникам, из чьих сотен жалобы шли, уже выдал нагоняй.

Друзья немного помолчали. Один, на вид бездумно, курил трубку, другой вроде бы мечтательно пялился в облака. Слава богу, небесные, не искусственные, дымные. Нарушил молчание младший характерник:

– Все равно жалко парубков. Храбрецы ведь. А с вами же и парусники пойдут.

– Знаю, но и на них мест маловато будет.

– Тех, кто не захочет переезжать, тебе не жалко? Хмель ведь их не помилует, изведет под корень.

– А чего их жалеть, бесштанных трусов? Тех, кто на землю осел, гречкосеем заделался, Богдан не тронет. А тем, кто саблю в руку взял, чтоб против ворога стоять, на Днепре теперь делать нечего. С крысюками у казаков, сам знаешь, всегда разговор короткий – в мешок да в воду, на корм ракам.

– За исход большого круга не переживаешь?

Иван ответил не сразу, а как бы после прикидки вариантов или «принюхивания» к будущему.

– Не боюсь. Хорошую идею ты подал, правильную. Ох, и развернемся мы там…

– Может, и развернетесь, да надолго ли?

– Я ж тебе говорил, что «Бог не выдаст – свинья не съест»!

– А я тебя предупреждал, что там свиней нет, зато других опасностей – целое море! А ты уже не мальчик, и раны не так скоро заживают, и болячек разных… много имеешь.