Кевин покачал головой.

— Я пытался, Мириам. Все, что я сделал, я сделал только ради тебя. Я хотел тебя спасти. В последний момент перед самым концом ты это поймешь. И ты вспомнишь меня. И если у тебя еще будут силы, ты позовешь меня по имени. Я услышу тебя, но уже ничего не смогу сделать.

— Я не могу больше этого выносить, Кевин. Мне и без того было трудно сюда прийти, но выносить этот разговор я больше не могу. Если ты не прекратишь, я больше не приду. Ты это понимаешь?

— Это уже не важно. Слишком поздно, — повторил он.

Мириам вскочила.

— Я ухожу! Если захочешь, чтобы я вернулась, напиши. И пообещай, что больше не будешь говорить об этом, когда я вернусь. — Она направилась к двери.

— Мириам!

Она обернулась.

— Спроси у них, где картина Хелен. И посмотри на нее, если ее еще не уничтожили. Посмотри на нее внимательно.

— Ее не уничтожили — ее продали. Картину купил Боб Маккензи. Он любит такие вещи.

Кевин рассмеялся. Смех его был таким безумным, что Мириам буквально метнулась к выходу.

Кевин постоянно думал над тем, что произошло. Как получилось, что он сам стал орудием достижения их цели? Он узнал, кто такой Джон Милтон и чем занимается фирма. Что он мог сделать с этой информацией? Передать ее Маккензи, а если тот не захотел бы действовать, то обратиться к другому помощнику окружного прокурора или к самому прокурору? Но как было понять, кто уже связан с дьяволом, а кто нет? Он не мог заставить Мириам сделать аборт. Она не верила в то, что он ей говорил. Даже если бы он увез ее, ребенок все равно убил бы ее. Джон Милтон все равно получил бы своего ребенка.

Никто не поверил бы тому, что он узнал. И он никак не мог остановить это безумие. Почему же они заставили его убить Джона Милтона?

Ответ Кевин получил через несколько дней. Он сидел в столовой, механически пережевывая свою пищу, полностью отключившись от всего происходящего вокруг.

Неожиданно он почувствовал чье-то присутствие рядом. Двое сели слева и справа от него, а еще двое позади. Он смутно припомнил, что уже видел тех, кто стоял сзади него, прежде. Но это было неважно. Он видел, что все они смотрят на него с похотливыми усмешками. Кевин быстро отвернулся. Он не смог бы отличить их от остальных заключенных. Все эти лица сливались перед его глазами в нечто неразличимое.

— Ну, здравствуй, — сказал тот, что сидел справа, обнажив в похотливой улыбке зеленовато-желтые зубы.

— Скучаешь? — поинтересовался сидевший слева и положил правую руку на левое бедро Кевина.

Он рванулся, но тот, что стоял позади, прижал его коленом. Кевин почувствовал, что у этого типа эрекция, и содрогнулся от отвращения. Сидевший слева еще сильнее сжал его бедро. Кевин хотел закричать, но заключенные, которые собрались позади него и прямо перед ним, не давали никому прийти ему на помощь.

Неожиданно заключенные расступились, а те, что сидели рядом с ним, отодвинулись подальше. К столу подошел высокий, мускулистый чернокожий и сел рядом. Под тюремной робой бугрились могучие мышцы, столь же впечатляющей была мускулатура шеи. Он казался неуязвимым и могучим — человек, вылепленный системой, ею закаленный и сформированный. У него были яркие черные глаза с чистыми, как свежее молоко, белками. Он улыбнулся, и остальные заключенные тоже заулыбались. Все смотрели на него. Казалось, он питает их энергией, жизненной силой.