— Однако в Голуэй его перевели всего после года службы в Литриме?
— Возможно. Я не помню.
— Именно так.
— Что ж, поверю вам на слово.
— Год — не слишком ли короткий срок службы в первом приходе священника?
— Пожалуй.
— Тогда почему его убрали из Литрима?
— Не знаю, — сказал кардинал. — Меня это не касалось.
— Вероятно, после жалобы, поступившей на него в Голуэе, его перевели в Белтурбет.
— Нет, это полная чушь.
— То есть в вашу бытность епископом Голуэя никаких заявлений на Кардла не поступало?
— Я не помню, Лиам. Это было очень давно, я отвечал за многих священников. Всего просто не упомнишь.
— Остается фактом, что за двадцать пять лет службы Кардл сменил ни много ни мало одиннадцать приходов. Из доклада Мёрфи явствует, что в каждом приходе на него поступала по крайней мере одна жалоба. В некоторых приходах — несколько жалоб, но до суда не доходило. Родителям угрожали, требуя забрать заявления, иначе им откажут в святом причастии, детей не примут в католическую школу и вообще устроят веселую жизнь. О собственном магазине им лучше забыть, ибо никто не станет покупать у тех, кого заклеймили священники.
— Об этом мне ничего не известно, — хмуро отозвался кардинал.
— Знаете, что это напоминает? — Голос Скотта был ровен и спокоен. — Мафию. Запугивание, шантаж, вымогательство. Читаешь, до чего докатилась Церковь, и как будто смотришь «Клан Сопрано». Вы это понимаете? Если б марсианин ознакомился с докладом Мёрфи, он бы решил, что ради защиты интересов Церкви вы с вашими дружками ни перед чем не остановитесь. И неважно, кто при этом пострадает.
— По-моему, это нелепое утверждение, Лиам, — сказал кардинал. — При всем уважении, вы опошляете нечто весьма серьезное.
— Но ваши подчиненные угрожали родителям, — не сдавался Скотт. — Либо они действовали по вашим приказам и приказам церковных верхов, и тогда вы полностью виновны как соучастник преступного заговора, либо все происходило без вашего ведома, и тогда вы просто ротозей, не достойный занимать ответственный пост. Такая оценка справедлива?
И вновь кардинал решил вырыть себе могилу поглубже:
— Если б я искал справедливости, неужели я бы пришел к вам на передачу? Ведь вы, журналисты, не вполне беспристрастны, верно?
Скотт среагировал молниеносно. Зубы у него прорезались в дебатах с премьерами типа Чарли Хоги и Гаретта Фицджеральда, и за двадцать лет он отточил их в стычках с политиками вроде Берти Ахерна и Джерри Адамса, а потому за словом в карман не лез. Ему бы в адвокаты — Церковь наняла бы его мгновенно.
— Вы хотите сказать, все это журналистские выдумки? — спросил Скотт. — Все иски состряпала «Айриш таймс»? Или «Айриш индепендент»? Может, ТВ-3? Или «Тудей ФМ»? «Ньюс-ток»? Может, все ирландские средства массовой информации? Вы обвиняете нас?
— Нет, Лиам, нет. — Кардинал струхнул. — Вы меня не так поняли.
— Вы со своими подельниками-епископами переводили растлителя Тома Кардла из прихода в приход, потому что знали о его преступлениях?
— Знай мы о них, так, пожалуй, и поступили бы. Или лучше было бы его не трогать, что ли?
Господи помилуй! Я покачал головой. Да замолкни ты, наконец!