И тут вспыхнуло яркое пламя, обдав ее жаром. Она стиснула зубы, подавила в себе желание обернуться.

   — Спасибо, но я могу это сделать сама.

   — Как пожелаете, леди.

    Пламя исчезло, но дым остался. Она закашлялась, отмахиваясь, затем поднялась на ноги.

   — И так достаточно тепло.

   — Я бы сказал, сейчас здесь неестественно холодно. — Он подошел и встал за ней, взял ее руку. — Ты поранилась?

   — Это только заноза. Не надо, — произнесла она, когда он поднес ее руку к губам.

   — Быть умной и упрямой — это разные вещи. — Он прикоснулся к пальцу губами, и пульсирующая боль прекратилась. — Но все же ты не настолько упряма, как я заметил, чтобы совсем не обращать внимания на чувство комфорта, которое дает чашка чая, книга и удобное кресло.

   — Я не собиралась оставаться в пустой комнате, заламывая руки, пока ты успокоишься.

    Он поднял брови.

   — Неприятно, правда? Я имею в виду пустоту. Она высвободила руку.

   — Ну хорошо. Я понятия не имею, с чем тебе приходится иметь дело, и не имею никакого права критиковать тебя за то, как ты это компенсируешь. Но…

   — …Что справедливо, то справедливо, — закончил он за нее. — Это место и то, что было на мне, — вот и все, что я имел, когда впервые попал сюда. Я мог наполнить это место вещами, вещами, которые мне нравились. Это я и сделал. И я не намерен извиняться за это.

   — Мне не нужны извинения.

   — Нет, тебе нужно что-то совершенно другое. — Он разжал руки, и в них заискрились роскошные нити жемчуга.

   — Флинн, не проси меня принять это.

   — Я прошу. Я дарю их тебе, Кейлин. Это копия, и принадлежит только мне. До тех пор пока не станет принадлежать тебе.

    У нее перехватило дыхание, когда он надел ожерелье ей на шею.

   — Ты создал это для меня?

   — Возможно, за долгие годы я немного разленился. Мне понадобилось чуть больше времени, чем обычно, чтобы сделать это, но зато я вспомнил радость созидания.

   — Этот жемчуг лучше того, другого. И более дорогой для меня.

   — А вот и слеза, — пробормотал он и подхватил ее кончиком пальца, когда та покатилась по ее щеке. — Если она пролилась от счастья, засверкает. Если же она от печали, то обратится в пепел. Смотри.

    Слеза заблестела на его пальце, замерцала и застыла, превратившись в бриллиант в форме слезы.

   — И это твой подарок мне. — Он вытащил кулон из-под рубашки, провел над ним рукой. Теперь алмаз сверкал под лунным камнем. — Я буду носить его возле сердца. Всегда.

    Она бросилась ему в объятия, обхватила за шею.

   — Я так за тобой скучала!

   — Я позволил гневу украсть у нас драгоценные часы.

   — И я тоже. — Она отклонилась. — У нас была первая ссора. Я рада. Теперь у нас никогда больше не будет первой.

   — А другие?

   — Нам придется ссориться. — Она поцеловала его в щеку. — Мы так много друг в друге не понимаем. И даже когда понимаем, то не всегда соглашаемся.

   — Ах, моя разумная Кейлин. Ну-ну, не хмурься, — сказал он, поднимая ее подбородок. — Мне нравится твой ум. Он стимулирует мой собственный.

   — Он раздражал тебя.

   — Поначалу. — Он кружил ее, зажигая в это время огонь, свечи. — Я тут немного поразмыслил о том, насколько удобнее было бы жить, если бы ты была покорной и соглашалась со всем, что я говорю и делаю. "Да, Флинн, да, мой дорогой", — говорила бы ты. — "Нет же, мой милый Флинн".