Истребить нивы (сожжены до основания), а что касается пленных, докладывает Головин, то их почти нет: хотя и взяли мы, но они, дабы не оставаться живыми в наших руках, кинжалами рубились до последней капли крови.

Убит - ах, какой был смельчак! - Апшеронского полка штабс-капитан Лисаневич, сын знаменитого майора Лисаневича (вырезавшего в свое время семью карабахского хана), оба погибли на Кавказской войне, и род Лисаневичей по мужской линии прервался.

Новые экспедиции: три месяца осады Ахульго, где засел Шамиль; зной, рев, гул орудий, удушливый пороховой дым, пули, осколки, снаряды, камни, бессонница и голод. Шамиль заключил мир и выдал в аманаты своего сына Джамалэддина; но Головин - "вот она, победа!" - радовался раньше времени: Шамиль только начинался. А тут еще и побег Хаджи-Мурата из тюрьмы, - и часть Аварии примкнула к Шамилю. И Чечня, доведенная до отчаяния.

Пулло, Граббе!... "Ишаки и тот и другой! - кричит Головин. Знает, что найдутся люди, которые передадут. - Так и передайте им!" Не давать покоя горцам! Изнурять осиные гнезда бессонницей! Жаждой, голодом! Никакой пощады!

А к тому же объявился еще один из близких людей Шамиля, будто ездил к египетскому паше, вот и послание, подписано красными буквами "Ибрагим-паша, сын Магомет-Али-паши", и приложена неизвестно чья печать: "Слушай меня, горцы! Еду к вам! С несметными силами - сколько звезд на небе и песчинок на берегу морском! Иду освобождать единоверцев!" Считает к тому же, что земли, на которых ныне горцы живут, ему "принадлежат по наследственному праву", а заодно уверяет, что "завоюем и Астрахань"; подложное письмо!

А сколько их, племен на Кавказе, Фатали даже не предполагал!

И канцелярия днем и ночью работала: какие уже покорились, выписаны столбцом, какие полупокорны, а какие еще бьются, всех-всех учесть!

"Что ж, дайте только срок!"

И сводка эта - памятник Головину, далеко-далеко идущие у него планы.

То письма подложные, а то Шамиль свои пишет: биться и умереть! "То, что есть, начертано свыше, предопределено и не требует наших усилий, а что не написано в книге судеб, того не увидим, так что наши умствования бесполезны, - ревностно наставляй вверенное стадо на путь истины. Мы оседлали коней и обнажили мечи!" Это - к друзьям.

А это к заблудшим: "Всевышний силен утвердить свое слово, хотя бы неверные тому противились. Образумьтесь спешить принести покаяние, вспомните прежние подвиги свои. Если дадите жен в руки неверных, приду и жестоко накажу вас! Отделяю возлюбленных от отделенных, братья помогут братьям, а всевышний за них. Дело таково, как было. Ей-богу, ежели вы мое слово и присягу не исполните, то тогда будете каяться на том свете. Я дал присягу Алкорану до тех пор воевать, пока не будет снята с плеч моя голова".

ПОД СЕНЬЮ БЕЛОГО ПАДИШАХА

О наивный глава мусульман-шиитов мучтеид Ага-Мир-Фаттах, или просто Фаттах!

- Да, в Персии не более трех таких людей, как я, духовный вождь мусульман-шиитов. Самого шаха я не боюсь, только тайно он может мне вредить. А в моем воображении ваш белый царь был идеалом ума и справедливости, и в моем деспотическом краю я видел столько тупой жестокости и насилия, что возгорелся ненавистью к нему. Это именно благодаря моему влиянию Тавриз сдался Паскевичу. Я знаю, ко мне был приставлен им единоверец наш, чтоб шпионить за мной: так ли, мол, я искренен, нет ли у меня иных целей?! И когда заключили мир, я решительно объявил Паскевичу: мечтаю служить белому царю! бросаю дом, имущество - все! ("очевидная выгода приобрести духовную особу высшего достоинства, пользующуюся не только приверженностью последователей алиевской секты, но и всех магометан, заставила меня поощрять мучтеида к исполнению его намерения..."). Да, Паскевич поддержал меня! "Мы вас назначим, - сказал он мне, - верховным начальником всех шиитов, в провинциях наших находящихся!"