Посуди сам и не будь излишне придирчив, если не в том порядке я преподнесу различия между ними и нами (мне некогда, а ты не поленись и отдели важное от второстепенного). Так вот, друг Кемалуддовле:

мы, азиаты, бреем головы, а они, европейцы, отпускают волосы, мы всегда сидим дома в шапках-папахах, а они - с непокрытой головой; мы едим рукой, а они - ложкой; мы принимаем подношения открыто и видим в этом знак почтения, а они, так было, во всяком случае, до недавнего времени, тайком;

мы не можем без поводыря и наставника - аксакала и верим всему, что нам скажут наши вожди; а они не верят никому и ничему, у них каждый врозь, и то, что говорят уста, не слышат уши; да, у нас главное - вера и падишах, - поступай, как велит вера, и слушай, что говорит падишах, живи тихо, смирно, благодари всевышнего за кусок хлеба и кружку воды и не гневи судьбу, если чем-то обделен, ибо так начертано на твоем лбу; а они постоянно спорят: и с богом, и с падишахом, и с самими собой; вечное недовольство, непослушание, дерзость и протест, мол, захочу - на голове ходить буду и никто не смеет пальцем на меня показывать;

мы живем довольные настоящим и не заглядываем в будущее, ибо за нас думают другие, а им, бестиям, все не так: и ворошат, вопрошая прошлое! и в настоящем, как жуки, роются, и будущее их волнует;

у нас мужчины имеют много жен, а у них женщины имеют много мужей; у нас женщины окутываются в чадру, чтоб лица свои укрыть, а у них женщины выставляются напоказ, и это - вызов бесстыдства и признак распутства; у нас жена плетется за мужем, у них муж пропускает вперед жену; у нас все - рабы падишаха, а у них и в падишаха камни бросают; мы отходим от скатерти сытыми, а они - голодными;

у нас интересы массы (ты скажешь "толпы", пусть так!) превыше интереса отдельной песчинки (знаю, ты и здесь скажешь мудреное - "индивидуум"!), у нас общее - все, отдельная личность - ничто, а у них, как ты уже догадался, - наоборот.

Каков корень, таковы и побеги! и каждый цветок на своем стебле распускается. Тут у меня по соседству гяур живет, и он мне как-то: со своим уставом, говорит, в чужой монастырь не лезут!

А уж этим доводом, думаю, я тебя доконаю, неужели ты не знаешь, что негры изображают черта ослепительно белым? И не то еще я припас для тебя! У нас сунниты и шииты, а у них католики и протестанты, и мы, кстати, не уничтожаем суннитов, как это сделали (и теперь делают!) католики, истребившие гугенотов накануне дня святого Варфоломея, даже гугенотка королева Наварры, напомню тебе ее имя, чтоб убедился в моей правоте, Жанна д' Амбре, была убита отравленным платком (подкупили аптекаря!); а вот еще: мы, как аллах повелевает, без носового платка обходимся, вон сколько вокруг пустырей! а у них - платок! Но я отсюда, издалека, вижу твою противную ухмылку - гореть тебе в аду за твои сомнения!

В ушах Фатали, пока его рукой выводил Джелалуддовле свой ответ Кемалуддовле, звучал голос Мирзы Гусейн-хана. Еще в Стамбуле, когда Фатали гостил у него и их отношения не были ничем омрачены, Мирза Гу-сейн-хан, будто разговор их подслушивал чуть ли не сам шах, со страстью убеждал Фатали: