– Я пойду к нему, – сказала Анна. – Попрошу его, пусть залезет ко мне в голову и уберет ту, другую. Сталкер Фанг не должна жить. Кто знает, что она задумала?

– Она хочет поговорить с каким-то Одином, – сообщил Селедка. – Для этого сюда и шла.

– Кто это – Один? – спросила Анна. – Я ей не доверяю. Пусть Попджой заставит ее замолчать навсегда. А если не сможет, пусть уничтожит нас обеих.

– Ох, Анна! – вскрикнула Сатия и хотела ее обнять, но Анна уклонилась.

– Мне нельзя оставаться здесь, – прошептала она. – Если я снова переменюсь, могу вас убить. Я должна уйти, пока не вернулась моя другая сущность.

Сатия заплакала. Она умоляла Анну передумать, но Селедка знал, что спорить бесполезно. Он прошел долгий путь вместе со своим Сталкером и успел узнать, что Анна так же упряма, как и та, другая. Селедка сунул руку в карман и стиснул деревянную лошадку.

– Я с тобой, – сказал он.

– Нет, Селедка, – ответили обе женщины в один голос, и живая, и мертвая.

– Я тебе нужен, – сказал он твердо. – И даже той, другой я нужен. Далеко эта Батмунх-Гомпа? Наверное, до нее много миль. Ты не дойдешь одна, слепая…

Он заплакал, потому что не хотел уходить из обители, но и остаться, когда его Сталкер уйдет, не хотел тоже. Он крепче сжал в руке игрушечную лошадку, стараясь казаться храбрым.

– Я с тобой!

На нейтральной полосе вечер. Хэрроубэрроу весь день понемногу продвигался на восток, пережидая под слоем глины, когда вверху пролетал небесный патруль, и выбираясь на поверхность в те редкие минуты, когда в небе было чисто, чтобы выпустить из выхлопных отверстий на корме клуб дыма, похожего на туман.

Путешествие под землей в кротообразном пригороде оказалось из тех вещей, которые страшно увлекают воображение, но быстро надоедают в реальности. Так думала Рен, идя быстрым шагом по раскаленным, полным дыма улицам. Горожане таращили на нее глаза и смотрели вслед. Она боялась, что стрижка и одежда, которые в Мурнау казались ей такими модными и взрослыми, здесь просто выглядят несуразными.

Было бы спокойнее сидеть в здании муниципалитета и носа не высовывать, но Вольф Кобольд предложил ей встретиться с ним на мостике. Он и папу пригласил, но папа неважно себя чувствовал, а Рен не хотела, чтобы Вольф решил, будто его приглашением пренебрегают.

Она миновала заложенные стеклянными кирпичами окна таверны «Герб копателя» и свернула на Перпендикулярную улицу, которая каскадом лестниц спускалась в глубину пригорода.

Мостик представлял собой передвижную конструкцию, протянувшуюся через пищеварительные верфи Хэрроубэрроу. Он мог катиться по рельсам, проложенным вдоль стен, и с него можно было наблюдать за обработкой добычи или за ходом работ на складах. Свисающие с мостика цепи покачивались и лязгали в такт движению пригорода, а у подножия трапа дежурили двое караульных. Один заступил дорогу Рен, когда она потянулась к нижней перекладине, но его напарник сказал:

– Спокойно, это девчонка его высокородия.

– Я сама своя! – возразила Рен, но караульные ее не услышали.

Скрежет и грохот при движении пригорода под землей были оглушительные, а голос Рен рядом с этими суровыми кладоискателями с задубелыми лицами становился совсем тоненьким и девчачьим. Поднимаясь по трапу, она чувствовала на себе их взгляды и слышала, как один что-то крикнул другому, отчего оба засмеялись.