– А в Пестроглазово тебе делать нечего! – водитель обернулся, уставив на Владу два желтых фонаря упырских глаз. – Ты что, не слышала? – границы города закрываются к утру, а я туда мотаюсь в последний рейс. Темный Департамент требует всех оставшихся вывезти, чтоб его…

– У меня там сестра осталась, – соврала Влада. – Мы вместе уедем обратно.

– Ладно, – проворчал шофер, закрывая дверь. – Поехали, раз такое дело.

Автобус тронулся вперед, оставляя позади темный бульвар, и вывернул на ярко освещенную огнями Исаакиевскую площадь.

– Последний рейс перед закрытием границ, а так ехать неохота, – вслух переживал водитель. – Каждый раз думаю – вернусь обратно или нет… вдруг светляки нападут?

– Они вроде далеко, – Влада поежилась, прогоняя противный озноб.

– Далеко, как врет наша «Теленечисть», – водитель явно был рад поговорить. – Говорят, от Москвы их отогнали, так что они нападают на наших поодиночке! Устраивают облавы, как на волков – будто мы звери!

– Для них мы и есть звери, – спокойно ответила Влада. – Они же фанатики…

– Точно, фанатики! – подхватил водитель. – Никого не жалеют, раз нечисть – то все, уничтожить. Почему их до сих пор все светлыми называют?! Ведь некроманты же они все!!

– Привыкли…

– Я вот никогда не привыкну к тому, что жил в Москве, а потом в январе – ХРЯСЬ! И вся жизнь рухнула. Пришлось все бросить, вспоминать, что упырь! Еще говорят, теперь Канва не запрещает нам распадаться… Если светляков увижу – так сразу, как мои прадеды и прабабки, в нетопырей…

– Вы на дорогу смотрите, – занервничала Влада, уже опасаясь, что не доедет до Пестроглазово.

– Ну ничего-о… – не унимался водитель. – Ждать осталось недолго, потом полегче будет…

– Это домовые предсказывают?

– Домовые… – водитель многозначительно присвистнул, закатив глаза вверх. – Тут и без домовых у самих глаза есть. Старый Темнейший последний год на троне, а кому он его отдаст, мы все отлично видим. Этот парень, когда власть получит, наведет новые порядки!

Отвязный он, чумовой, страха не знает. И смазливый, видала?!

– Издалека, – уклонилась от ответа Влада.

– Издалека! – рассмеялся шофер. – Повезло еще, что так. Моя племяшка Катька им бредит. Она первокурсница в Носфероне, так раздобыла где-то карандаш этого пацана, который он бросил в Носфероне. Лекции им записывал, – обкусанный карандаш-то! А она его под подушкой держит, чуть ли не молится. Рыдает, мол, разве у нее, упырицы, есть шансы? А по мне так лучшего правителя нам, темным, и не найти, такой церемониться со светляками не станет. Потом, глядишь, вообще отменит домовое право, и будет наше время на земле…

– Время нечисти на земле? – переспросила Влада, глядя, как остается позади Купчино.

– Вот-вот, наше время и наши порядки, а домовое право – долой! – не успокаивался водитель. – Я первый лучший дом в Питере займу, людей всех выгоню! Хватит – теперь они у нас разрешения войти просить будут! – упырь со злостью сплюнул в открытое окно, и разговор заглох.

Автобус, преодолев несколько километров темной ухабистой дороги, въехал на главную площадь Пестроглазово и остановился, с фырканьем открыв двери. Остановка на площади была забита народом: внутрь тут же полезли, и Владе пришлось продираться сквозь чужие спины, сумки и даже старый торшер, который волокла за собой перепуганная насмерть кикимора.