Чья-то рука поддерживала мою голову, я увидел лицо Каракса, склонившееся надо мной. Теперь в моих глазах он был именно таким, каким я всегда представлял его, словно пламя пожара не уничтожило его лицо. В его взгляде читался страх, но я не понимал почему. Я видел, как он кладет руку мне на грудь, и спрашивал себя, что это за теплая жидкость стекает с его пальцев. Вдруг я ощутил страшный огонь, обжигавший меня изнутри. Я хотел закричать, но смог издать только слабый хрип, захлебнувшись теплой кровью. Рядом с собой я увидел полное раскаяния лицо Паласиоса. Я поднял глаза и наконец увидел и ее. Беа медленно шла к нам, в ее глазах плескался ужас; молча, качая головой, она дрожащими руками прикрывала рот. Я хотел отослать ее, но невыносимый холод сковал меня, постепенно разливаясь по всему телу.
За дверью, спрятавшись, стоял Фумеро. Беа не заметила его. Когда Каракс вскочил, а Беа оглянулась, дуло револьвера инспектора уже уперлось ей в лоб. Паласиос бросился к Фумеро, пытаясь остановить его, но опоздал. Хулиан Каракс уже навис над Фумеро, выкрикивая имя Беа. Комнату заполнил оглушительный звук выстрела. Пуля попала в правую руку Каракса. Секунду спустя человек без лица, словно карающий демон, обрушился на инспектора полиции. Я приподнялся и увидел, что Беа, невредимая, бежит ко мне. Невидящим взглядом я попытался найти Каракса, но его уже не было в комнате. Вместо Хулиана Каракса возникла фигура Лаина Кубера, того самого Кубера, которого я научился бояться столько лет назад, читая о нем в романах Хулиана. Когти Кубера впились в глаза Фумеро и потащили его за собой. Я видел, как содрогалось в конвульсиях тело инспектоpa, покуда Кубер безжалостно волок его к входной двери, как его колени бились о мрамор ступеней, а снег залеплял ему лицо, как безликий монстр схватил его за шею и, подняв над головой, словно тряпичную куклу, швырнул в замерзший фонтан, как рука ангела вонзилась Фумеро в грудь и пробила ее насквозь и его проклятая душа покидала это жалкое тело и черными кровавыми слезами истекала на ледяную зеркальную гладь, пока его веки вздрагивали, а истерзанные глаза стекленели, покрываясь изморозью и трескаясь, как кусочки льда.
Только тогда я снова, обессиленный, опустился на пол. Темнота вдруг вспыхнула ярким белым светом, а лицо Беа уплывало куда-то в туманной дымке. Я закрыл глаза, ощущая ее руки на моем лице, слыша ее голос, умоляющий Господа не забирать меня, шепчущий, что она меня любит, что она не позволит, никогда не позволит мне уйти. Помню, как я погружался в этот холодный мираж света, и меня охватил странный покой, забрав с собой боль и огонь, медленно пожиравший меня изнутри. Я видел самого себя, старика, идущего по улицам Барселоны за руку с Беа, видел своего отца и Нурию Монфорт, кладущих белые розы на мою могилу, видел Фермина, рыдающего в объятиях Бернарды, и моего старого друга Томаса, онемевшего от горя. Я смотрел на них, как смотрят на незнакомцев из окна уносящегося на огромной скорости поезда. Именно тогда я, почти не сознавая этого, вспомнил лицо своей матери, которое затерялось в далеком прошлом и сейчас, словно забытая газетная вырезка, выскользнуло из страниц книги. Только свет этого лица озарял мне путь в моем последнем путешествии. Путешествии в вечность.