После занятий минут по двадцать отдыхал в раздевалке. Упивался особым духом, который роднит мужиков, собирающихся в качалках. Встречаются взглядами, кивают друг другу понимающе, коротко рассказывают, что прокачали сегодня. Завязывается дружба. К тому же в этой качалке собирались люди Радована.

Базары все как у реальных пацанов: за «пятеру» «БМВ» да за то, как в прошлое воскресенье кто-то кого-то порешил на Седере. За новую технику прокачки трицепса.

Двое рубали тунца прямо из полукилограммовых банок. Третий цедил серую протеиновую баланду. Закусывал питательным батончиком «Пауэр-бар». Смысл в том, чтобы нажраться белка, пока не остыли мышцы. Восстановить пострадавшие мышечные клетки, чтобы они стали еще крупнее.

Вдруг увидел незнакомую физиономию. Новенький.

Мрадо — амбал. Новенький — гора.

Нагло начхал на заведенный обычай. Ведь надо как: ты сперва примелькайся да с краешку посиди. Въедь, что к чему. Будь паинькой. Выкажи людям почтение. А этот бычара расселся посреди мужиков, как так и надо. Типа у себя дома. Добро, хотя бы помалкивает.

Мрадо надел носки. Всегда надевал их последними. Ждал, пока ноги хорошенько обсохнут.

— Есть одно дельце на вечер. Кто со мной?

— А что за тема? — откликнулся Патрик.

Швед. Тусовался со скинхедами, но уже год, как ушел от них к Мрадо. Портаки со свастикой расплылись. Ничего не разберешь. Сплошная сизая каша.

— Да ерунда. Так, пособить маленько. Тема обычная, как всегда.

— Елы, да как же помочь-то, когда не знаешь, на что подписался?

— Расслабься, Патрик! Так кипешишься, что и обделаться недолго. Сказал же: «как всегда».

— Лады, Мрадо. Просто я интересуюсь. Что за дело?

— Да так, пошерстить надо кое-кого, а точки мои вы и сами знаете.

Ратко, деревенский детина, кореш и оруженосец Мрадо, удивленно поднял брови:

— Пошерстить? Стало быть, не совсем «как всегда»? Чё, кто-то залупился? Башлять не хочет по воскресеньям?

— Башлять-то башляют, да не все. Ты расклад знаешь. Вдруг еще есть кабаки, которые захотят с нами дружить.

Махмуд, один из нескольких арабов, ходивших в эту качалку, втирал в голову воск.

— Извини, Мрадо, сам знаешь, я по вечерам тренируюсь.

— Много тренируешься, — съехидничал Мрадо. — Слыхал, как говорит Ратко? Геморрой бывает по двум причинам. Когда ты терпила на зоне и принимаешь в туза. Или когда торчишь в качалке и обсераешься от натуги.

Ратко заржал:

— Скажи, а дело-то на всю ночь?

— Походу, повозиться придется. Ратко, ты со мной? Патрик? Кто еще? Мне нужна массовка. Просто чтобы там усекли, что я не один.

Больше никто не вызвался.

И тут прорезался верзила:

— Да, такому доходяге, как ты, пожалуй, целой армии не хватит.

Гробовое молчание.

Одно из двух: либо это бычара так пошутил, чтобы побыстрей стать своим, либо нарывается. Беды ищет.

Мрадо уставился перед собой. Ни один мускул на лице не дрогнул. Можно было отчетливо разобрать каждое слово в песне, доносившейся из спортзала. Мрадо (чувак, который в одиночку мог урыть целый атлетический клуб):

— Слышь ты, геракл! На первый раз тебя прощаю. Сиди не отсвечивай.

— А то что? Тут разрешения спрашивают каждый раз, когда шутят?