Глаза его стали злыми и колючими.

Она ему совсем не нравилась, она видела это. «Не надо было приходить сюда. Но как же уйти, как убежать?» Собака снова подобралась к ней и нюхала с ворчанием ее ноги, а рыжий мужчина, который поначалу казался таким доброжелательным, теперь нагнулся над ней, упершись руками в свои узкие бедра и гнусно улыбаясь, словно пугая ее, как пугают зверей или детей. Он хлопнул в ладоши. От внезапного звука Флоренс заморгала. Потом он наклонился и еще раз хлопнул, прямо ей в лицо. Она закричала, залившись слезами, чтобы он отпустил ее. Она откинулась на подушки, убрав голову как можно дальше, а он вдруг ударил ее по обеим щекам. По ее телу раскатилось жгучее, острое ощущение, от лица и шеи к животу, вниз, а оттуда в грудь, в рот и даже в окоченевшие ноги. Она взвизгнула, умоляя рыжего мужчину прекратить, конвульсивно извиваясь на диване и пытаясь убежать.

— Лгунья. Плохая девчонка. Противная девчонка! — кричал кто-то.

На ней были новые очки для чтения в симпатичной оправе, шикарно скроенный весенний костюм, шелковая блузка с цветочным рисунком и тесные, но очень модные туфли.

Аудитория, уважаемая и внимательная, за трибуной не видела ее дрожащих рук и слегка трясущихся колен. Все очень удивились бы, узнав, что утром она не могла притронуться к завтраку, что она чувствовала себя подавленной и изможденной, хотя все-таки смогла заснуть предыдущей ночью где-то около двух часов и спала, как обычно, без сновидений.

Она несколько раз подряд откашлялась. Привычка, которую у других она ненавидела.

Но постепенно силы вернулись к ней. Утро было таким солнечным, таким праздничным. Эти люди, в конце концов, были ее коллегами. Они, конечно, желали ей добра и даже казались искренне заинтересованными в том, что она говорила о будущем человечества. Возможно, доктор Парр знала что-то, чего они не знали, возможно, она поделится с ними своими профессиональными секретами.

Минуты шли, и Флоренс слышала, как ее собственный голос наполнялся и звучал все уверенней, восстанавливая привычный ритм. Она начала расслабляться, стала более ровно дышать, она возвращалась в привычное русло. В ее докладе речь шла о том, о чем много раз уже говорилось на таких же совещаниях, где участвовали деканы и руководители кафедр Шамплейна совместно с другими педагогами. Когда она подчеркнула опасность конкуренции малых частных учебных заведений между собой, некоторые слушатели аплодировали ей с большим энтузиазмом. А когда она отметила, многозначительно отметила, необходимость многопрофильности частных школ, аплодисменты зазвучали громче. Конечно, такие замечания мог сделать каждый, в этом не было ничего оригинального, но аудитория, казалось, была рада слышать их именно от нее. Они на самом деле восхищались Флоренс Парр — это было очевидно.

Она сняла очки. Улыбнулась, и заговорила, не глядя в свои записи. Эта часть ее речи — занятный обзор последствий некоторых экспериментальных программ в Шамплейне, начатых, когда она стала президентом, — была более специфичной, более интересной, и, конечно, она знала ее наизусть.