Посещение жилого блока мало помогло Опре – она выглядела столь же отталкивающе, как и раньше: тот же необъятный живот, те же толстые ноги и тот же нездоровый цвет кожи. Тем не менее Серж, преодолевая легкое отвращение, внимательно ощупал ее взглядом, прикидывая, не прячет ли она в складках кэйкоги оружие более серьезное, чем самодельный нож.

– Салют, пацанчик! – сказала Опра, как будто забыв свои недавние извинения.

– Вы опять за свое? – возмутился Серж.

– Да ладно, пацанчик, не брызгай. – Опра подняла руки, демонстрируя дружелюбие. – Я здесь давно, одичала.

– Очень хорошо, что вы осознаете дикость своего поведения, – сказал Серж. – Предлагаю перейти к конструктивному диалогу. Вы обещали рассказать мне о самозвере. Прежде всего вопрос: откуда вы знаете о феномене?

– Я его открыла.

Заявление Опры выглядело удивительным, но только на первый взгляд. Серж был достаточно сообразителен для того, чтобы соединить две статьи, опубликованные под инициалами О.К., с единственным тест-смотрителем базы «Саган-орбитальный», имеющим ученую степень. Кто еще мог обнаружить дайкайдзю, если со времен третьей экспедиции здесь не проводились планомерные исследования?

– Ваша фамилия? – спросил Серж.

– Я лишена права на фамилию до истечения срока моего заключения.

Кандидату-аспиранту показалось, что лицо собеседницы дрогнуло.

– Можете назвать ее в виде исключения, – сказал он. – Я даю разрешение как гражданин-избиратель.

– Моя фамилия… Косых.

Все сходится. О.К. – Опра Косых. И, значит, она не врет. Ситуация проясняется. Она биолог и, вероятно, генетик. Здесь она изнывала от безделья и, конечно, понимала, что с каждым днем теряет квалификацию. Чтобы не утратить навыки исследователя, она стала наблюдать за планетой, и тут ей крупно повезло: она сделала открытие, которое заинтересовало аналитиков Космического флота. Не настолько, чтобы они организовали полноценную экспедицию на Саган-2, но достаточно, чтобы статьи Опры были опубликованы, а внезапная инициатива кандидата-аспиранта по смене темы первого самостоятельного проекта нашла поддержку.

– Почему вы назвали этих дайкайдзю самозверями? – спросил Серж.

– Давнее увлечение и свободные ассоциации, – призналась Опра, скривив толстые губы в подобие улыбки.

Потом она прищурилась и чуть нараспев продекламировала:

Серж сначала не понял смысла половины слов и решил, что Опра опять перешла на «птичий» язык, но потом сообразил: она использует старогагаринский.

– Какой это век? – поинтересовался он, когда фигурант закончила. – Мне кажется, что я где-то уже слышал это стихотворение…

– Первая половина двадцатого века по христианскому летоисчислению.

– Вы увлекались долимитными стихами?

– Я читала их своему… сыну.

Опра вдруг замолчала и отвернулась.

– Чаво, пацанчик, надоть? По базару калякай.