Двенадцатого ноября, хотя на картах в этом районе не значилось никакой суши, вдруг послышались крики: «Земля! Прямо по курсу земля!» Тучи в ту минуту закрывали почти весь горизонт, беспрерывно грохотал гром и сверкали молнии.
«Как мне показалось, — рассказывает Байрон, — то, что мы сначала приняли за остров, было двумя крутыми горами; но, приглядевшись к наветренной стороне, я как будто заметил, что примыкающая к горам земля тянется вдаль к юго-востоку; соответственно мы взяли курс на юго-запад. Я приказал офицерам влезть на мачты, чтобы наблюдать за ветром и проверить это открытие; все утверждали, что различают землю, простирающуюся на большое расстояние… Затем мы повернули на восток-юго-восток. Вид земли как будто не менялся. Горы казались голубыми, как это обычно бывает в пасмурную и дождливую погоду, когда до них недалеко… Вскоре кое-кому почудилось, что они слышат и видят, как море разбивается о песчаный берег; но, после того как мы в течение примерно часа со всей возможной осторожностью двигались тем же курсом, мнимая земля внезапно исчезла и, к величайшему удивлению, мы убедились, что то был мираж… В течение двадцати семи лет, — продолжает Байрон, — я почти постоянно находился в море, но ни разу не был свидетелем такого всеобщего и стойкого заблуждения… Несомненно, если бы вскоре с прояснением погоды мираж, который мы принимали за берег, не рассеялся, то все находившиеся на борту готовы были бы дать клятву, что нами открыта на этой широте какая-то земля. Мы были тогда на 43°46' южной широты и 60°5" западной долготы».
На следующий день налетел ужасный шквал, о приближении которого мореплавателей предупредили пронзительные крики нескольких сотен птиц, поспешно улетавших. Ураган длился не больше двадцати минут. Этого, однако, оказалось достаточным, чтобы накренить корабль на бок, прежде чем успели взять рифы у грота[38], который и был сорван. В то же время грот-гика-шкот[39]сбил с ног старшего лейтенанта и далеко отбросил его, а фок[40], опущенный не до конца, разорвало в клочки.
В следующие дни заметного улучшения погоды не наступило. К тому же корабль сидел в воде так неглубоко, что его сильно сносило, лишь только поднимался свежий ветер.
После столь бурного плавания Байрон 24 ноября очутился, — само собой понятно, к величайшей его радости, — у острова Пингвинов в Пуэрто-Десеадо. Но условия этой стоянки не оправдали того нетерпения, с каким экипаж стремился до нее добраться.
Высадившись на берег и углубившись внутрь страны, английские моряки увидели перед собой лишь пустынную равнину и песчаные холмы; кругом ни деревца. Что касается диких животных, то замеченные путешественниками несколько гуанако[41] держались на слишком большом расстоянии, чтобы их можно было убить; удалось лишь застрелить некоторое количество крупных зайцев, приблизиться к которым не представляло большого труда. Зато охота на тюленей и морских птиц дала достаточно, чтобы «досыта накормить целый флот».
Бухта Пуэрто-Десеадо, не защищенная от ветра, с дном, плохо удерживающим якорь, имела еще и то неудобство, что на ее берегах можно было запастись лишь солоноватой водой. Никаких следов жителей обнаружить не удалось. Так как продолжительная стоянка там была бесполезна и опасна, 25-го числа Байрон пустился в путь на поиски острова Пепис.