– Держись, Ильмар!
Хелен коснулась запала. Как она ухитрялась все делать со своей сломанной рукой – не представляю. Да и ногами она жала на какие-то рычаги, словно ехала на модном бицикле.
Подо мной взревел толкач. Как барон Мюнхгаузен из сказки, оседлавший сигнальную ракету, мы мчались на огненном коне…
– Хелен, тебе же говорили экономить…
Я осекся. Нет, неистребимо желание советовать! Неискоренимо! Почему мы всегда знаем, как лучше сделать то, чего сами делать не умеем?
К счастью, Хелен за ревом толкача и управлением планёром меня не услышала. Делала она с машиной что-то странное – задирала ее нос все выше и выше, будто мы и впрямь были карнавальной шутихой, пущенной в зенит.
– Хелен… – охрипшим от ужаса голосом прошептал я. Потом закрыл глаза. Спокойнее не стало. Умом я понимал, что мы летим прямо в небо, в то время как все чувства утверждали, что валимся вниз. Планёр раскачивало и кидало из стороны в сторону. Наверное, мы сейчас воткнемся в камни…
Я открыл глаза. Эх, надо было всю фляжку у Питера выпить… Прямо над нами были тучи, и все приближались, приближались…
Словно услышав мои мысли, Хелен вдруг сказала:
– Питер сейчас ругается в голос. Он вообще в толкачи не верит…
Сглотнув комок, я сказал:
– Скопцы – они все трусоваты…
– Что? Да не скопец он, просто дал обет избегать плотских радостей…
Тучи приближались. Я попытался углядеть, далеко ли земля, но небо, казалось, было повсюду.
– Хелен, тучи…
– Что тучи? Не бойся, это видимость одна, пар…
– Знаю, не дурак!
Знать-то я и впрямь знал, еще с детства, учитель в школе многое рассказывал про научный прогресс. Вот только поди поверь в то, что тучи – один пар, когда на глаз видно – плотные, вязкие, будто грязный снег. Врежемся – точно застрянем! Или отскочим, и вниз… На пути с Печальных Островов небо всюду было ясным, я об этой опасности и не думал, а сейчас…
– Хелен…
– А хорошую байку я коменданту сплела? Вот и пригодился твой дурацкий наряд. А ты действительно умеешь рисовать?
Я застонал от стыда. Хелен, как в прошлый раз Марк, отвлекала меня, дурака, зубы заговаривала. Ей и так несладко – вон сколько рычажков перед ней, циферблатов. Плечи так и ходят – видно, нелегко рули планёрные тягать, да еще со сломанной рукой. Работа летуна – и мужику не мед, а уж для женщины… для калечной… совсем немыслимо.
– Хелен, не отвлекайся, – попросил я. – Я держусь.
Она ответила лишь через минуту, когда облака оказались совсем рядом.
– Молодец, Ильмар…
Эта похвала придала мне силы. Сжав зубы, я сдержал крик и, когда облачная фланель накрыла нас, не издал ни звука.
Словно в мутную воду окунули!
За стеклами стало темным-темно, лишь сзади, от ревущего толкача, шел оранжевый свет. А за пределами его – серая муть, войлок…
– Ильмар, ты как?
– Ничего… – прошептал я. – Хелен, а выпить у тебя есть?
– Там же, где и раньше. Тот карман – для галет и фляги.
Я обернулся, нащупывая за креслом карман с продуктами. Ага…
После пары хороших глотков чуть полегчало. Я даже смог спокойно взирать на серую муть снаружи. И впрямь – пар, туман, одна видимость…
– Хелен, зачем ты в тучи влетела?