Барнаби скривился. Этого ему хотелось меньше всего на свете. Знаменитые люди, в конце концов, — не обычные люди, а если он приедет домой в Киррибилли с толпой журналистов, наверняка папа и мама будут не так рады его видеть. Может, ему даже не удастся встретиться с Капитаном У. Э. Джонзом — его сразу утащат обратно к Креслу миссис Мэкуори.

— Я не хочу с ними разговаривать, — сказала он. — Мне бы только домой.

— Боюсь, до завтра мы не сможем тебя выписать. Самое раннее — днем. Нам надо тебя ночь пронаблюдать. Ну и те анализы, про которые я тебе говорила, — их результаты будут готовы только к обеду, а там, быть может, они нам укажут совершенно другой курс. Но если хочешь, я могу позвонить твоим родителям и сказать, что ты у нас, целый и невредимый.

У Барнаби начало жечь в животе от мысли, что в больницу приедут его родители, а у входа — толпа журналистов. Но он кивнул, записал на клочке бумаги номер телефона, и доктор Уошингтон ушла, чтобы дать ему поспать.

Барнаби опять посмотрел в ночное небо. Веки у него тяжелели. Завтра он наконец-то снова увидит маму и папу, не говоря уже про Генри, Мелани и Капитана У. Э. Джонза. Завтра его отвезут домой в Киррибилли. Но что же на самом деле изменилось? Его выгнали из дому за то, что он не такой, как все прочие мальчишки, а он, хоть и научился многому в путешествиях, по-прежнему не умеет твердо стоять на земле.

Наутро Барнаби сидел на кровати и читал «Вокруг света за восемьдесят дней», которую ему принесли из больничной библиотеки. В световой люк у него над головой сияло солнце — прямо на страницы. От этого путешествие Филеаса Фогга и его верного камердинера Паспарту казалось только интереснее. Барнаби очень увлекся — Филеас только что опоздал на пароход из Гонконга в Йокогаму, — но тут дверь палаты распахнулась.

— Барнаби! — воскликнули хором два голоса.

Барнаби поднял голову: в дверях стояли два человека, и лица у них были какие-то тревожные.

— Привет, мам, — сказал Барнаби, отложив книгу. Он удивился, что и сам скорее тревожится, а не просто рад встрече. — Привет, пап.

— Мы не знали, что с тобой стало, сын, — сказал Элистер, подходя к кровати. Он хотел было неловко обнять мальчика, но передумал и ограничился тем, что пожал ему руку. Барнаби решил, что странно так говорить. Он же явно был посвящен в план: Барнаби отлично помнил странный разговор родителей за завтраком в тот день.

— Здравствуй, Барнаби, — сказала Элинор, нагнулась и поцеловала его в щеку. Она держалась так, словно ничего ужасного у Кресла миссис Мэкуори никогда не случалось. Барнаби вдохнул аромат ее духов — от мамы знакомо пахло домом. Ему стало одновременно очень одиноко и очень печально. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — ответил Барнаби. — Я не болею.

— Тогда тебе и в больнице не место, правда? Обычно люди не бывают в таких местах, если с ними все в порядке.

— Вы это врачам расскажите, — сказал Барнаби. — Они меня сами сюда привезли. Когда я вернулся из космоса, то есть.

Садясь на краешек кровати, Элинор вздохнула. Провела пальцем по тумбочке — нет ли на ней пыли.