В палату вошел ее гинеколог и плотно закрыл за собой дверь, оставив снаружи табличку «Не входить».

— Слава богу, вы пришли, — сказала она, откинувшись на груду подушек. — Я уже начала думать, что вы собираетесь оставить меня здесь на выходные без каких — либо новостей.

Соломон был высоким стройным мужчиной со скуластым улыбчивым лицом и ласковыми карими глазами, но сегодня он не улыбался.

— Мне жаль, Милли, — начал он, пододвигая стул. Мне пришлось дождаться результатов гистологии, а эти ребята не привыкли спешить.

— Плохие новости, — констатировала она.

— Боюсь, да. — Он казался не в своей тарелке, неловко ерзал на стуле, не знал, с чего начать. Милли пришла мысль о раке, но вряд ли это так — что же Соломон боится сказать? Он все — таки решился. — Сколько абортов вы сделали, когда были юны, Милли?

У нее рот открылся от удивления, дыхание перехватило.

— Абортов? — пролепетала она.

— Да, абортов. Нежеланный ребенок. Джим не мог воспользоваться кондомом? — Она непонимающе на него взглянула. — Я о презервативе.

— О! — воскликнула она, и ее лицо прояснилось. — Да. Но они всегда рвались, мы такие неуклюжие, а Джим спешил. Он ненавидит резинки! Я пыталась пользоваться противозачаточной пеной или пастой, но они тоже нас подвели. Мы думали, у меня безопасные дни, и раз — я опять беременна. Здесь нет ничьей вины, доктор, честно! — Ее протест прозвучал так, словно она была десятилетней девочкой, которую застукали за чем — то запрещенным.

Соломон взял ее руки в свои.

— Милли, послушайте меня! То, что вы вообще зачали этого ребенка, которого потеряли, уже чудо. Вы словно Геттисберг[42] после битвы, количество рубцов ужасает. Сколько абортов вы сделали?

Милли совершенно успокоилась и присела. После его вопроса она отвернулась.

— Я никогда не считала, — глухо ответила она. — Семь, девять — я не знаю. Много, очень много за прошедшие годы. Мы не могли себе позволить ребенка!

— Вязальные спицы, венчик, щелочные спринцевания? — Он спрашивал очень ласково, поглаживая ее по спине, желая помочь выговориться. Из рассказанного Дездемоной он понял, что они не знали, у кого спросить совета. Потрясающий ум и потрясающая неопытность.

— Пока я не узнала об эрготамине[43] и не смогла сама делать аборты. Вот когда появились противозачаточные таблетки, мы смогли нормально предохраняться, нам больше не приходилось ни о чем беспокоиться. Я была такой плодовитой, да и Джим, кажется, тоже. — Она подняла голову и посмотрела на него. Милли поняла его слова, но еще не осознала всю их чудовищность. — Мы теперь можем себе позволить завести ребенка. У меня не может быть все так плохо, как вы сказали, доктор.

— Поверьте мне, Милли, плохо. Очень плохо! Ваш эндометрий представляет собой один большой рубец. Только задумайтесь — задумайтесь! Когда вы избавлялись от плода, вы вмешивались в естественный природный процесс. Если это происходит на ранних стадиях беременности, то последствия минимальны. Но смею предположить, что ваши первые две или три беременности имели довольно большой срок; есть признаки сильных кровотечений и инфекции — удача, что вы вообще выжили. — Соломон на миг замолчал, но после строго продолжил: — Вы — легкая добыча для рака матки, Милли. Я рекомендую вам гистероэктомию