Буквально влетевший в шлюпку последним лейтенант Бурхановский резанул по трещащему канату кортиком, отчего тот лопнул как натянутая струна, и невероятным образом изогнувшись, захлопнул люк, отрезая спасшихся от ударов стихии.
– Все покинули борт? – проорал чудом удерживающий сознание Иениш, обращаясь к ошалевшему от своих действий лейтенанту.
– Не могу знать, Виктор Христофорович! Я добрался до машинного, чтобы передать ваш приказ и сразу кинулся в кормовую башню. Но одно могу сказать точно – когда я выбрался на палубу за мной уже никого не оставалось. – едва успел прокричать тот в ответ, как был чуть ли не размазан по только что задраенному люку навалившейся толпой не удержавшихся на ногах моряков.
Последняя в жизни "Русалки" волна перевернула броненосную лодку вверх килем и та, зацепив краем мостика борт "Шмеля", попыталась утянуть катер под воду за компанию с полусотней оставшихся в ее бронированном нутре людьми.
Раскрашенный под пузатое насекомое катер на какие-то секунды накренился на левый борт и полностью скрылся под водой, но уже через мгновение выпрыгнул обратно, выравниваясь на киле подобно неваляшке. Рассчитанная некогда на тридцать человек, бывшая спасательная шлюпка, не смотря на значительную перестройку внутреннего пространства, смогла вместить двадцать восемь членов экипажа погибшего броненосца, но всего три человека придавленные товарищами к иллюминаторам смогли увидеть последние мгновения жизни их старого корабля. "Русалка" за считанные секунды скрылась под водой.
Еще три часа шторм испытывал на прочность "Шмеля", но тот показал себя с лучшей стороны, за что все его пассажиры готовы были молиться на создателей столь крепкой скорлупки. И даже холодная вода плескающаяся внутри катера и добирающаяся до середины голени не портила морякам настроение – они выжили в сущем аду, и это было главным. О будущих простудах никто и не думал, тем более что вычерпать воду из катера не представлялось возможным.
Проведением божьим спасшиеся люди, наплевав на все условности, жались друг к другу в попытке согреться, не взирая на должности и звания. Лишь потерявших сознание Иениша и рулевого Медведева постарались разместить с относительным комфортом, уложив их на единственную лежанку и накрыв шерстяным одеялом, которое, впрочем, довольно скоро промокло насквозь из-за непрекращающейся болтанки.
Воцарившаяся в лодке духота и сырость грозили превратить борт катера в натуральную парилку, если бы не прохладная вода плескающаяся под ногами. Тем не менее, скопившийся конденсат намертво закрывал обзор из небольших иллюминаторов и только Иван в ходовой рубке, постоянно протирая своей футболкой лобовое стекло, имел возможность наблюдать за не передаваемой смертельной красотой разыгравшейся стихии. Пару раз в крохотную ходовую рубку протискивался старший офицер броненосца, но, понимая, что ничем не может помочь их спасителю и дабы не отвлекать того от управления катером, которое, надо сказать, осуществлялось весьма необычно, капитан 2-го ранга Протопопов, лишь молча наблюдал и морально поддерживал заметно нервничающего Ивана. Причем зачастую он даже не мог сообразить, что именно делает их новый знакомый. Тот время от времени стучал ладонью и даже кулаком по непонятному прибору, светящемуся холодным синеватым светом, да ругался себе под нос, видимо от того, что наносимые удары не приводили к желаемому результату. Также, щелкая небольшими рычажками на очередном неизвестном устройстве, он подносил ко рту черную коробочку соединенную витым шнуром с этим самым прибором и раз за разом запрашивал помощь, повторяя непонятное сокращение из трех букв, как будто пытался дозвониться до кого-то, причем находясь в море!