А я подумал: «Нет, тут что-то не так! Уж очень он старательно уводит разговор от моего сына то на Алену, то на этот «Mazerati». А что, если Игорь у него не был и никаких денег не получал? Ведь если бы получал, Тимур бы сразу, как я появился, сказал об этом и показал его расписку. И второе – с чего это мой сын стал вдруг ботаником, когда с двух лет собирался стать авиаконструктором? А что, если врет мне Закоев, не видел он тут моего Игоря, а деньги хочет зажилить? Конечно, нехорошо так думать о друге, но…»

В этот момент улетевший вперед «Mazerati» вдруг резко сбавил скорость и нырнул вниз, к земле.

– То-то… – удовлетворенно сказал Закоев и снова спросил у меня: – Так что ты решил? «Сокольники» или «Купол»?

– «Сокольники», – сказал я.

Не знаю, читали ли вы «Лобное место», и потому цитирую:

«Как вы будете себя чувствовать, если вам вдруг скажут, что через двадцать лет вас не будет в живых? – так начинается там глава, в которой описано, как Серега Акимов вернулся из 2034 года в 2014-й и сообщил мне, что меня нет в Будущем. – Грустный и обиженный, я ходил по парку «Сокольники» и смотрел вокруг совершенно не так, как раньше, когда приходил сюда из дома размяться и подышать чистым воздухом… Неужели меня не станет, а здесь всё будет так же, как сейчас? Земля не вздрогнет от моей кончины, мир не рухнет, солнце не сойдет со своей орбиты и 45-й трамвай, который идет мимо нашего парка, не только не сойдет с рельсов, но даже не остановится! Как говорил великий Геннадий Шпаликов: «Страна не зарыдает обо мне, но обо мне товарищи заплачут».

Но заплачут ли?

Пока что я в одиночестве брел по «Тропе здоровья» и жалел самого себя так, как будто я уже умер. Толстая шестилетняя девочка в нелепом желтом комбинезоне и с веревочками в рыжих косичках неуклюже, как кукла, расставив руки, катила мне навстречу на роликовых коньках.

– Алена, стой! Алена! – кричала издали ее бабушка, но толстая девочка не могла ни повернуть, ни остановиться, и – я видел – собиралась рухнуть носом в клумбу с ромашками.

Я расставил руки и поймал ее в самый последний момент.

– Ой! Спасибо, дядя! – сказала она и подняла на меня свои испуганные васильковые глазки с крупными, как крыжовник, слезами. «Бабушкино воспитание, – отметил я мельком, – сегодняшние дети уже не говорят нам «дядя», а тычут амикошонски, как взрослые в пивном баре…»

Тут набежала ее бабка, остроносая и худая, как метла, я с рук на руки передал ей эту толстушку и пошел дальше, унося в душе детские васильковые, со слезами глаза и испуганный голосок: «Ой! Спасибо, дядя!»

Теперь, в 2034-м, я увидел ее издали на пересечении заснеженной Второй Лучевой аллеи и пустой «Тропы здоровья», то есть именно там, где тогда, в 2014-м, я поймал ее, шестилетнюю, на ее дурацких роликовых коньках. Сейчас в больших валенках и закутавшись в какой-то старинный – бабушкин, наверное, – овчинный тулуп, она одиноко сидела на скамье и читала «Лобное место» – самое первое издание 2014 года в белой обложке и с «Волгой», падающей с неба на Красную площадь.

Я хотел подойти к ней неслышно, но снег скрипел под ногами, и я ничего не мог с этим сделать – она услышала мои шаги метров за двадцать от себя, оторвала глаза от книги и повернула ко мне голову в пуховом платке.