— Для меня величайшее счастье видеть вас здесь, ваше величество!
Элеонора смотрела на сына. Она произвела на свет десятерых детей, но подлинно материнские чувства испытывала только к нему. Не потому ли, что провела с ним больше времени, чем с другими? Тех она, едва успев оправиться, передавала кормилицам и нянькам, сама же вновь погружалась в дела государства. Или оттого, что рано убедилась в выдающихся дарованиях Ричарда? Скорее всего, он больше других напоминал ей ее самое в молодости — такой же порывистый, с горячим сердцем, жадно любивший жизнь и стремившийся перекроить ее по собственному разумению.
Как и Элеонора, Ричард питал страсть ко всему прекрасному. Его восхищали утонченные манеры, он любил поэзию и музыку, окружая себя избранными и лучшими в своем искусстве. Глядя на них, знать следовала венценосным образцам, и мало-помалу лоск и изящество оказались в чести не только при дворе, а жестокие забавы, грязь, безудержное пьянство и сквернословие стали почитаться уделом простолюдинов. Шаг за шагом мать и сын изменяли самый дух Анжуйской державы, при этом ни на миг не выпуская из рук бразды правления.
Королева осенила склоненную золотоволосую голову Ричарда знаком креста, и он выпрямился во весь свой величественный рост. Сын оказал почтение матери и даме, в прошлом — супруге двух королей, и теперь, в согласии с этикетом, великолепной Элеоноре Аквитанской полагалось отвесить церемонный поклон повелителю бескрайних земель.
Однако Ричард удержал ее:
— Довольно, матушка! Вы уже не в том возрасте, чтобы склоняться перед правителями.
И тут же сухонькие пальцы королевы-матери нашли и ущипнули его запястье.
— Никому, даже тебе, я не позволю называть меня старухой, а не дамой!
Ричард рассмеялся.
Элеонора смотрела на него с любовью. Сходство с отцом, Генрихом Плантагенетом, было разительным, но сын походил и на нее. От обоих родителей ему досталось все лучшее. Решительный, суровый, немного исподлобья взгляд серых, как оркнейский гранит, глаз, от которого кое у кого стыла кровь в жилах, принадлежал Плантагенетам. Но правильные черты лица и золотистый отлив в жестких кудрях выдавали кровь герцогов Аквитании, унаследованную ею. Он высок и статен, как и она, а мощью и неотразимым мужским обаянием его, бесспорно, наделил Генрих. Мать еще в юности научила Ричарда изысканно одеваться, но воинственный пыл и непреодолимое упорство в достижении цели досталось ему от отца, создателя Анжуйской империи, простиравшейся от северных морей до Пиренейских гор.
Мать и сын сразу же заговорили о делах.
Элеонора, в молодости сама побывавшая в крестовом походе,