— Пойдем к князю, — сказал Белоян.

— Зачем? Пусть спит. Уже полночь.

— Не спит, — сказал Белоян. — Он хоть и не волхв, а тоже что-то чует… Да и кому, как не князю, знать, что из пределов уезжает сильнейший из богатырей?

Владимир снял со стены меч в простых ножнах. По рукояти Добрыня узнал тот самый, который Людота выковал из небесного железа. Теперь в рукояти блистали драгоценные камни, вделанные так искусно, что никак не смогли бы помешать самому лютому бою.

— Возьми, — сказал Владимир. — В неведомых землях… что не встретишь? Будет лучше, если под рукой меч понадежнее.

Добрыня непроизвольно взял меч. От кончиков пальцев в тело стрельнула диковатая радость. Он сразу ощутил себя отдохнувшим и сильным. По рукояти пробежала синеватая искра, юркнула в щель между железом и ножнами. Там едва слышно потрескивает, будто крохотные молнии трутся спинами.

Владимир поглядывал с некоторой ревностью, это лучший меч на Руси, а Добрыня взвесил его на руках, протянул обратно:

— Я же сказал, на смерть еду. Не стану ждать, когда пройдут две недели. Смерть обещана гадкая и страшная. А так сразу за пределами Руси влезу в первую же драку… ну и… Так что плакал твой меч, княже.

Белоян кивнул:

— Да, княже, этот меч достанется, скорее всего, каким-нибудь лесным разбойникам.

Владимир явно заколебался, даже чуть не потянулся за драгоценным оружием, затем с усилием растянул губы в невеселой усмешке:

— Возьми. Если не дам, будут говорить, что на смерть отправил безоружным.

— Тогда скажут еще гаже, — громыхнул Белоян.

— Что?

— А то, — сказал Белоян хладнокровно, — вот как он, мол, рад был спровадить опасного соперника!

Добрыня поморщился:

— Это я-то соперник?

— Ну, поговорить у нас любят, — буркнул Владимир с недоброй улыбкой. — Не то, так другое, а гадость какую-нибудь в спину скажут. Возьми! Если я теряю тебя — что при такой утрате… лишиться полоски железа?

Мгновение они смотрели друг другу в глаза, потом распахнули руки. Белоян отодвинулся. Богатыри крепко обнялись, но не хлопали друг друга по спине и плечам, а застыли на время в скорби и печали.

Но когда выехали на улицу, Добрыня снял перевязь с княжеским мечом, бережно поцеловал лезвие и уже в ножнах протянул княжескому гридню:

— Все. Дальше меня провожать не надо.

Гридень, толстый и преданный малый, испуганно отшатнулся, оглянулся на терем. В одном из окон горит свет, мелькнула тень.

— Как велишь, Добрыня. Но меч…

— Отнеси князю.

— Как скажешь, Добрыня, — повторил гридень. — Но теперь это твой меч…

— Он нужнее Киеву, — отрезал Добрыня. — Пусть отдаст, к примеру, Алеше Поповичу.

Гридень покачал головой:

— Кроме тебя, такой меч князь никому не даст. К тому же Лешак вчера тоже умчался из Киева. Что-то срочное на дальней заставе!

Добрыня нахмурился. Тревожное почудилось, еще когда в Золотой Палате не узрел ни единого из семидесяти сильнейших богатырей, прозванных в народе сильномогучими. Мелькнул только Лешак, поповский сын, но вот унесло и его… Однако мимолетная мысль исчезла так же быстро, как и родилась.

Всю жизнь он посвятил защите родных земель. И сделал немало… Но оставшиеся две недели потратит только на себя.